РАБЫ - НЕМЫ?

Как можно признаваться в убийстве, которого не было и как выжить в течение 10 лет рабства? За ответами на два главных вопроса этой истории утром 25-го мая 2017 года мы отправились в Золотухинский район Курской области.

РАБЫ - НЕМЫ?

Взявшись за расследование обстоятельств таинственного исчезновения 27-летней курянки, которая 6 июня 2007 года по дороге домой к мужу и троим детям будто растворилась в воздухе, журналисты «МК Черноземье» не могли не отправиться на поиски ответов на вопросы, которых за десять лет накопилось немало.

Неужели слухи о том, что Елена все это время пробыла в рабстве, правда? Как получилось, что жизнь обычной симпатичной женщины за секунду превратилась в ад? Когда настала эта самая секунда? И благодаря кому? Насколько действия сотрудников правоохранительных органов по отношению к свекрови, мужу и его сожительнице были правомерными? Почему отрабатывалась только одна версия, лежавшая на поверхности: убийство из-за ревности? 

Получить ответы на повторяющиеся «почему, как, зачем» можно было только одним способом: отправиться в деревню, где жили все участники этой шокирующей истории.

«Покажи место, где вы ее закопали»

Людмила, сожительница мужа неожиданно воскресшей 18 мая 2017 года Елены, почти сразу же попала в поле зрения стражей порядка. Женщина, которая была значительно старше Николая, явно хотела устранить молодую симпатичную соперницу и обрести свое женское счастье любым путем. Однако она совершила промах и сохранила паспорт курянки, чем выдала себя перед следователями. Якобы.

«У тебя другого выхода нет, если своих детей хочешь сохранить»

Людмила Анатольевна помнит все, что с ней происходило в течение этих десяти лет. Женщина пытается рассказывать обо всех унижениях, неизвестно за что выпавших на ее долю, спокойно, даже немного отстраненно. Но не может: голос дрожит, слезы наворачиваются на глаза, рассказ постоянно обрывается. Уж слишком сильно ей досталось от сотрудников правоохранительных органов, с легкой руки которых она превратилась в жестокую убийцу матери троих детей.

МК: Как паспорт Лены оказался у вас?

ЛА: Сейчас уже точно и не вспомню. То ли она сама мне его отдала, то ли мы его нашли уже после того, как она пропала. Когда вещи забирали, он лежал под матрасом. Мы его к себе забрали, чтобы не затерялся никуда. А когда следствие началось, у меня тоже про паспорт Ленки спросили. Я объясняла, что, если бы я специально что-то сделала с ней, я бы паспорт у себя не держала, выкинула.

МК: Именно поэтому вы стали главной подозреваемой?

ЛА: Да. Помню, летом за мной приехал местный следователь. Я в поле работала, в шортах, футболке была. Просила отпустить меня хотя бы переодеться. Не разрешил. Кажется, его звали Демин. Приехали в отдел. Вызвали в кабинет. Сидят трое, в белых рубашках, брюках. Они мне не представились даже. Но не наши точно, курские. Затем зашел пожилой седовласый мужчина, я подумала, что их начальник. Они начали спрашивать о том, знаю ли я, что пропала Лена, общались ли мы, были ли ссоры из-за Николая. Я говорю: «Она на мордочку симпатичная, смазливая, да мало ли куда она делась? Сейчас люди как могут, так и зарабатывают. Может, познакомилась с кем-нибудь, уехала». Они мне: «Какая же мать бросит троих детей и уедет?». Я на это не стала ничего говорить. Я вообще столько унижений тогда выслушала: «четырехглазая», бессовестная, хамка, на женщину не похожа, одета плохо, как проститутка хожу. Сказали, чтобы я признавалась. Якобы я убила соперницу.

МК: Это все говорили следователи из Курска?

ЛА: Курские, да. Наших там вообще не было. А те убеждали, что мне ничего не будет, так как у меня несовершеннолетние дети, дадут лет пять. Такое давление оказывали…Их этому специально учат?

МК: Что дальше происходило?

ЛА: Они потом мне говорят: «У вас же двое детей? Знаешь, сейчас их заберут в детский дом, над вашим сыном надругаются, и над вашей дочкой тоже. Так что признавайся. У тебя другого выхода нет, если своих детей хочешь сохранить». Статьи стали перечитывать снова. Говорили: «Покажи место, где вы ее закопали». Мне дали бумажку, а я рисую обрыв, дом, чтоб только отстали от меня.

Привезли домой. Открывают все, снимают кругом. Зашли в дом. «Может, ты ее случайно толкнула? Может, она о печь ударилась?» – говорят. Я уже на все была согласна, говорила все, что они хотели. Дали манекен, сказали, показывать, как все было. А что я покажу, если я не знаю? Мы не убивали ее. Курский опер говорит: «Может, вы ее в другом месте убили? И закопали?». Я сидела-сидела, вспомнила про болото. Поехали к дому, где они жили. Я несу манекен к болоту, мне все равно уже было. Вокруг соседи собрались, кричали, возмущались, говорили, что я убийца. Следователи стали надевать сапоги, брюки подкатили, мне дали сапоги, собрались искать труп. Я водила-водила их по болоту, они ничего не нашли. Устали, закончили, они меня сразу в машину посадили, чтобы соседи не разорвали на месте.

Без вины виноватая

Казалось бы, на этом все должно было закончиться, но для Людмилы Анатольевны кошмар только начинался. Женщине приходилось покорно терпеть все издевательства стражей порядка по одной простой причине – дети, ради которых она была готова на все.

Людмила Анатольевна еле справляется с эмоциями, когда вспоминает звонок, после которого происходящее перестало существовать. «Мамочка, ну скажи правду, где тетя Лена?» - спрашивал по телефону ее маленький сын Рома, которого заботливые дяди «попросили» позвонить маме. Помочь ей побыстрее «вспомнить», куда она и ее сожитель Николай дели тело Елены, так мешавшей их семейному счастью.

МК: Вас били?

ЛА: Я сидела на лавочке в камере. Один из них поставил ногу на нее, взял меня за волосы, головой об стену ударил и сказал: «Моли бога, что ты женщина. Была бы ты мужиком, я бы тебе…». Снова напирали, что я убила ее из ревности. А для чего мне это? У нее трое детей, у меня тоже. До самого суда не давали покоя те, курские. Только один раз я разговаривала с нашим, с Горловым, кажется. Он тогда мне сказал: «Ты не переживай, может, все образуется?». Я до сих пор не понимаю, почему Лену не искали? Зачем тогда полиция? На мне зациклились. Да, я все подписала, но у меня выхода не было. Ради детей все сделала.

МК: У вас был адвокат хоть?

ЛА: Дали какого-то местного. Но он никаких вопросов мне не задавал, сидел в телефон играл. Пролистал дело, на этом все. Кажется, его Валерием звали. В суде единственное сказал, что ввиду отсутствия доказательств освободить меня в зале суда. Судья дал 72 часа. Если за это время доказательств не появится, меня отпустят. 

МК: Сколько в камере просидели?

ЛА: Дня три. После суда меня вновь вызвали. С адвокатом общалась, с другим уже. Он передал мне записку от Коли: «Люда, доверяй этому адвокату полностью». Он сразу ознакомился с моим делом, сказал, что будет защищать, несмотря на то, что я призналась…

Больше не убийца

Соседи были рады, что Людмила Анатольевна оказалась невиновна. Сочувствовали, переживали, изумлялись, как она смогла выдержать десять лет унижений. Сама женщина рада, что Лена нашлась, значит, не зря свечи за здравие в церкви все это время ставила. Однако одна мысль не дает Людмиле Анатольевне покоя: получится ли посмотреть в глаза тем нелюдям, которые столько времени унижали ее и ее семью?

Десять лет неизвестности с внучками без дочери

Честно говоря, в то, что с Еленой вообще получится встретиться, не верилось. Поэтому, когда пожилая женщина, оказавшаяся мамой курянки, услышав, зачем мы прибыли к ним, сказала: «Пойдемте, я сейчас позову Ленку», мы даже несколько растерялись. Пока ждали воскресшую из ада, побеседовали с Любовью Николаевной. 

«Мы думали, что она померла»

МК: Расскажите, что происходило с вами, Таней и Юлей за эти годы?

ЛН: Пропала и пропала. Мы думали, что померла. Десять лет ни слуху, ни духу. Я опекунство над двумя дочкам ее взяла, вторая бабка – над мальчиком. Ей присудили пенсию по потере кормильца. Мы стояли на очереди на квартиру как опекуны. А 25-го числа звонит мне телефон: «Из полиции беспокоят, ваша дочь нашлась». Пришла за ней. Лену допросили и отпустили домой.

МК: Что в полиции говорили?

ЛН: Я особо не слышала. Что она работала в корейских полях, а нашли ее в Рязани. Так в милиции сказали. Такая ситуация.

МК: Как самочувствие Лены?

ЛН: По ночам не спит. Видать, там пили все это время. Жили как бомжи, их на полях поили. Хоть бы ее к психологу сводить, а я даже паспорт не могу ей сделать.

МК: Как соседи восприняли возвращение?

ЛН: Сенсация – ужас. Голосило полдеревни. Десять лет ни слуху, ни духу. А дочки ее совсем не помнят.

«Жутко мне. Ни кола, ни двора»

Шорох. В комнату медленно входит худощавая женщина. Поворачивается. Взгляд ярко-голубых глаз растерянный, потухший. Садится. После долгого молчания говорит, что сказать ей нечего. Вновь тишина. Затем Елена начинает говорить. Короткими фразами, с долгими паузами, дрожью в голосе, постоянно бросая взгляды на дочек Юлю и Таню, которые сидели поодаль, в этой же комнате, и напряженно вслушивались в слова матери.

«А потом мы сбежали, я, женщина и мужчина»

МК: Попытайтесь хоть что-то вспомнить. Какие-нибудь обрывки.

Е: Ну что. За корейцев ничего не могу сказать.

МК: Как вообще получилось, что вы пропали? Вы ведь сели в автобус!

Е: Меня сбила машина. Очнулась уже в Белгороде. У меня полбока было обожжено. Была в Дагестане на кирпичном заводе. Там было много людей. Место не помню. Работали там, а что делать.

МК: За вами строго наблюдали?

Е: В Дагестане да. А потом мы сбежали, я, женщина и мужчина.

МК: Вы помните своих хозяев?

Е: В Дагестане не помню. Они же не представлялись. Там, даже если убежал, полиция тебя привозит обратно и бока отбивает. Нас не поймали.

МК: Вам что-нибудь там говорили?

Е: Нет. Держали в подвалах. Утром выпускали на работу. А у корейцев в Рязанской области мы работали с 8 до 8, выращивали капусту. Помню только одно название: село Пронинское.

МК: Там полиция тоже была повязана?

Е: Нет, они же меня оттуда и забрали. Спросила у них, почему они меня раньше не нашли.

МК: Как все происходило? Как вас нашли?

Е: Мы работали. 17-го мая приехала машина, нас с поля забрали. Начали пробивать, кто мы. Я сказала свои имя и фамилию. Меня отозвали в сторону, попросили показать руку, потом живот. А у меня шрам на руке от ожога, а на животе от кесарева сечения. Мне сказали: «Собирайся, поехали».

МК: Сколько всего вы пробыли в Дагестане?

Е: Месяца три. Там страшно было. Нас закрывали в подвале с решеткой наверху. Мы сбежали через подкоп. Мужчина его сделал. Бежали лесом, полем. На деревьях прятались от собак.

МК: А корейцы платили за работу?

Е: По окончанию сезона.

МК: Вас же теперь нужно восстановить в живых…

Е: Как могли дать свидетельство о смерти кому-то, даже если у мамы моей его нет?

МК: В полиции не сказали, будут они заниматься этим делом или нет?

Е: Кому это там нужно. Жутко мне. Ни кола, ни двора.

МК: Что с детьми теперь будет?

Е: Как только установят личность, опекунство снимут.

МК: Как вы сейчас себя чувствуете?

Е: Я плохо сплю ночами.

МК: Вы Сереже звонили?

Е: Звонила. Сказал, что приедет. А когда это будет…

Послесловие

Заговорив о сыне, Лена робко улыбается. А потом вновь становится отрешенной. Мы прощаемся. Желаем ей побыстрее вернуться к нормальной жизни. Наладить отношения с дочками. Дождаться сына. Найти в себе силы забыть эти страшные десять лет и начать жизнь заново.

Кто понесет наказание за вычеркнутые из жизни Лены десять лет? По чьей вине ее не нашли? Или вообще не искали. Кто извинится перед Валентиной Петровной, Николаем и Людмилой Анатольевной, десять лет слышавшим в свой адрес только одно слово: «убийцы»? Кто вернет Сереже, Юле и Тане материнскую любовь, которой они были лишены с детства?

Историей Елены из Курской области заинтересовались на Первом канале. Надеемся, общими усилиями удастся найти виновных. Редакция «МК Черноземье» будет следить за ситуацией.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру