Белая разделительная полоса. Полметра до войны, куда не сделай шаг. Население в восемь миллиардов человек толпится на голубом шарике и молится о мире. Холеные руки тянутся к «красной кнопке». Ощущение, будто все происходит по какому-то давно написанному сценарию, и наш мир запланированно летит в пропасть самоуничтожения.
«Хотят ли русские войны?» Американцы радостно кивают головой, как заведенные болванчики, вслед им кивают порабощенные долларом страны и континенты. «Мы боимся!» — срывая голоса, кричим во тьму.
Россиян напугала перспектива войны с Украиной, за которой высится вся мощь ядерного вооружения США. Затяжные вооруженные столкновения на Донбассе пугают в каждом выпуске новостей.
Тают под огнем пулемета
Хотят ли украинцы войны? Раскол Украины очевиден. Одни дети желают украинской армии скорейшей победы над оккупантами и просят выгнать «заклятых врагов». На минувшей неделе российским журналистам в руки попали снимки писем, пришедших в Донецкий погранотряд от детей из Украины и зарубежья. Один итальянский журналист пообщался с детьми ополченцев, и его опрос заставил рыдать матерей по всему миру.
Этих детей не слышат, на них не обращают внимания. Сколько бы они не стояли с плакатами: «Остановите войну!». Интересно, что сказала бы сейчас Саманта Смит, написавшая письмо Андропову, если бы осталась жива?
Мирный Курск
Душный, пыльный город изнывает от жары. Действия замедленны, как на потертой кинопленке, мысли сумбурны. Толстую вату облаков нарезает на полосы истребитель. Военные самолеты и вертолеты вроде бы в мирном небе для жителей приграничных с Украиной областей стали привычны. Орудия то перебрасывают к границе, то вновь отводят вглубь страны. «Учения» явно затянулись. Кто-то шепчет о танковом полке, перепахавшем поле жирной плодородной земли. Кто-то — о внезапном урожае хлеба и яблок, намекая, что природа милостиво кормит в годы войны. Я бегу от страхов и слухов, взапой читаю Толстого.
О войне приходится думать после каждого выпуска новостей, вслушиваясь в интонацию президента, бесконечно терзать политаналитиков звонками во внеурочное время: «Не для статьи. Так ты мне объясни, что происходит?».
Бабушки на лавочках и в общественном транспорте шушукаются: «Мы-то пожили. Внуков жалко. Неужели им тоже придется пережить войну?». Очевидно, что она в этот раз будет недолгой. Кто-то в порыве ярости нажмет на «красную кнопку», и метроном начнет отсчитывать последние секунды бытия.
Война как паранойя
Анна Сергеева — курянка, мать троих детей, у нее свой небольшой бизнес. «Семейное дело» — так сказали бы на Западе. В 90-е она не боялась рэкетиров, в «нулевики» умело справлялась с нечистыми на руку партнерами, у нее нет паранойи, она черпает информацию из нескольких альтернативных СМИ. Ее двое 20-летних сыновей и 15-летняя дочь испугались, когда на прошлой неделе их мать ровным голосом попросила больше не уносить ключи от подвала из дома.
— Пусть лежат всегда в прихожей.
— Мам, неужели ты думаешь, что будут бомбить?
— Разве подвал нас спасет?
Дети наперебой задавали вопросы, Анна Михайловна лишь повторила свою просьбу.
Мой сосед — полковник в запасе, встретив меня в магазине, улыбнулся:
— Сходи-ка за консервами.
На мой вопрошающий взгляд он ответил:
— Я старый дед, ничего не знаю. Боюсь, как и все. Как и все. Просто купи консервы, они долго лежат.
Я подошла к кассе с несколькими банками оливок и маринованных грибов. Полковник посмотрел осуждающе и через пару минут мою корзинку оттягивали две банки тушенки и пакет макарон.
Курск боится войны. Знакомые программисты закупают батарейки и фонарики, учитель физики притащил в гараж цистерну бензина, наш внештатный корреспондент закупает в табачных лавках махорку, девочки из отдела рекламы в аптечку положили пакетик с минимальным набором косметики. На перекурах офисный планктон обсуждает пути отступления. Одни побегут в Белоруссию, другие — в брянские леса, третьи останутся защищать родной дом. Я все еще пытаюсь цитировать Толстого, но нынче никто не слышит графа Т.