Под аурой Ленинианы
Название выставки «Свет и воздух» говорит само за себя: светлые краски на полотнах наполняют вверенное им пространство потоками воздуха. Такое ощущение, будто красочная аура не обрамляет человека и предметы по контуру, а насыщает их изнутри, сияя собственным «живым» светом. Поэтому портреты, пейзажи и натюрморты словно дышат…
— Валентина Диффинэ-Кристи была одной из любимых учениц Константина Коровина, нашего знаменитого импрессиониста, — говорит директор Музея Изобразительных искусств Светлана Четверикова. — Безусловно, она была знакома и с поиском зарубежных художников и в свое время тоже за свои творческие приоритеты подвергалась определенным гонениям: ее исключили из института, потом восстановили. Тем не менее, найдя свой творческий путь, свой стиль, она оставалась ему приверженной до конца.
Активные годы творческой деятельности Диффинэ-Кристи пришлись на советское время. Чтобы зарабатывать, художникам в СССР приходилось как-то встраиваться в существовавшую тогда систему заказов от администраций и парткомов. С одной стороны, это гарантировало высокую зарплату, с другой — не всякий мог вписаться в подобные рамки. Особенно популярным было заказывать портреты вождей и членов Политбюро, которые являлись непременным атрибутом практически каждого кабинета начальника.
Система коснулась и Валентины. Она жила в обычной коммуналке, ходила в обычные магазины, ее формировала та же среда, в которой существовали тысячи советских людей, по тем же приоритетам и принципам. Но она была художником, который воспринимает искусство не как условную схему, спущенную «сверху», а как творческий процесс. Поэтому даже на заказных портретах пыталась написать образы людей такими, какими их видела особым взглядом художника.
— Она писала рабочих завода Ильича, входила в так называемую группу «Индустрия». У нее была «Лениниана», она писала серию по Чапаеву и так далее. Но все это она выполняла, не предавая своих художественных принципов, — рассказывает куратор выставки из Москвы Иван Хостинский. — Не предмет, а пространство, наполненное цветом, пожалуй, главное в ее творчестве. Любая картина, прежде всего, собственное высказывание по поводу объекта, а здесь мы видим эти реплики в обаятельной, тонкой, очень духовной манере.
К 30-му году были закрыты творческие группировки. Был образован общий Союз художников. Но существует такое неправильное мнение, что тогда творческая жизнь замерла в советской России и что в 40-х, 50-х, 60-х годах ничего интересного не было. К счастью, это не так, и выставка это подтверждает.
Не скупись, покупай живопись!
Тем не менее, старый лозунг советских времен «Кто против, тот не с нами», был актуален не только для партийцев, но и для большинства художников реалистической школы живописи, которые всяческие абстракции на дух не переносили. Классическая живопись и по сей день в приоритете в малых российских городах. Орел — не исключение.
Что тут поделать, если андеграунд и авангард у орловцев не в фаворе и покупают они с завидным постоянством классику, где, как и на фото, все тщательно прорисовано. В историческом центре города, на Александровском мосту, на растиражированных картинах-постерах пользуются особой популярностью березки под синим небом, луга на фоне рек, тигры с горящими глазами, алеющие флагами маки. И хотя постеры несравнимы с настоящей реалистической живописью, они вполне устраивают покупателей яркими красками и подходящей ценой. Традиции, как и привычки, трудно искоренимы. Искоренять их никто особо не стремится, однако развивать вкусы граждан в отношении прекрасного в Орле по мере сил пытаются.
Местный музей искусств — главный зачинщик в этих начинаниях, именно здесь иной раз балуют народ живописными изысками. Нет-нет, да и вспыхнут в выставочной афише известные в России или на весь мир имена самобытных художников. Конечно, приобретать такие картины орловцам не по силам, но музей для купли-продажи и не предназначен.
Почему солнце в черном
Бывает так, что нагрянувшие перемены ставят все с ног на голову. Для одних — это к лучшему, для других — к худшему. Почему-то у творческих людей судьбы особенно насыщены такими черно-белыми полосами. Вот почему однажды померкли светлые краски на ее картинах, несмотря на то, что она встретила свое счастье — художника Евгения Диффинэ. Муж стал ее ориентиром в мире искусства. По силе дарования его сравнивали с Константином Коровиным, любимым художником и Евгения, и Валентины. По отцу муж был француз, и поэтому «русско-французская» культура воплотилась в его творчестве.
Однако война разрушила эту семейно-творческую идиллию. Супруги Диффинэ оказались в Самарканде, куда были эвакуированы студенты и преподаватели Суриковского института. В эвакуации жизнь в искусстве по степени напряженности оказалась для Евгения вторым фронтом. Он работал в голодном, полуобморочном состоянии, а скудные калории отдавались творчеству.
Возможно, это и стало одной из причин произошедшей трагедии. Евгений Диффинэ скончался от тифа в 28 лет, так и не окончив любимый Суриковский институт.
Автопортрет Валентины Михайловны 1954 года отражает, как в зеркале, ее состояние тех лет. Она написала себя в темном платье, с черной бархоткой в волосах, как напоминание о трагедии. Одного лишь взгляда на портрет достаточно, чтобы понять, что после смерти мужа она больше не выходила замуж. Валентина Михайловна прожила в одиночестве 70 лет.
Белое на белом
Прошло много лет, прежде чем художница начала писать легкие, наполненные воздухом картины, отчасти напоминающие миражи. Последние работы были написаны в начале 1990-х годов. Этот период в ее творчестве искусствоведы называют «белое на белом»: художница писала фактически только белилами, лишь иногда немного добавляя к ним другие краски.
Есть мнение, что живопись Валентины Михайловны повернута лицом к библейскому реализму. Возможно, сама она так не думала, хотя в последние годы жизни часто посещала церковь. Пространство и время в ее работах как бы устремлялись к первым дням творения, превращались в вечность. И во всем присутствовал белый цвет, как райской чистоты уголок, к которому приводит логика развития ее живописи. Странно, но, по воспоминаниям знавших ее людей, она говорила о себе как о реалисте, ничего не придумывавшем. Но тогда откуда столько вопросов у тех, кто видит ее картины?
Неискушенный зритель порой недоумевает: почему он видит их иначе? Последний период жизни художницы был для окружающих самым интригующим, потому что она ушла в себя, отстранилась от людей. Живя памятью о муже и имея какую-то закрытую от других с ним связь, она не могла не прийти к вере. И все более отдалялась от мирской суеты, что отражалось в ее творчестве. И этот духовный уход был в живописи последней реальностью, в которой не было старости, а лишь плавный переход в тот мир, о котором никто из нас ничего не знает.
Да будет свет!
На экспонируемой в Орле выставке много портретов простых людей: электрика, крановщицы, «Портрет слесаря Антонова», «Портрет партизана», «Портрет рабочего з-да им. Ильича» и др. Все они переливаются в разноцветье красок, одновременно растворяются и оживают в потоках света. У каждой работы — своя аура, свой личный свет изнутри.
Пришедшие на выставку в Орле зрители по-разному отнеслись к творчеству художницы. Многим оно пришлось по душе. Может быть, потому что на подобных выставочных площадках, в большинстве своем, собираются не те люди, которые покупают яркие китайские постеры?
Юлия Брылева, 51 год, художник:
— Мне очень понравился ее портрет последних лет. Она на нем просто вся светится каким-то неземным светом. Я даже вначале подумала, что художница так написала саму Богоматерь.
Светлана и Серафима, студентки:
— Классно, что в Орел привозят такие выставки. Не каждый может себе позволить ездить на выставки в Москву, но так хочется видеть что-то новое, интересное в живописи, такое, что может вдохновить на творчество. Спасибо музею искусств за такую возможность.
Валерий Сергеев, 43 года, строитель:
— На выставке оказались с женой неслучайно. Искусство любим, дома много картин орловских художников. В основном, это классические пейзажи. Здесь мы открыли для себя какой-то другой мир. Я еще не совсем его понимаю, но он притягивает, завораживает. Он — какой-то особенный.
Анна, 41 год, преподаватель:
— Несколько лет назад в музей привозили выставку работ Никаса Сафронова: в основном портреты различных известных людей, сделанные под фото. Под каждого подобрана старинная одежда. Задумка хорошая, но творчества не увидела. Все такое застывшее, холодное. Не знаю, может, это я такая неразборчивая… Но вот здесь, сейчас, все настоящее. Свой взгляд. Краски, как души… И характеры прочитываются. Ничего подобного я нигде не видела.
Действительно, после таких выставок учишься думать, анализировать, как будто видишь все через особую призму, где разноцветные отражения складываются в живописные узоры, которые проявляются в характерные портреты и образы. Почему? Потому что художница поделилась с нами своим видением мира, людей и предметов. А это значит, что жизнь ее в искусстве прожита не напрасно. И, как завершающий аккорд к ней — признание, которое пришло к художнице, как это обычно водится, уже после смерти.
Теперь ее персональные выставки проходят в музеях России. Картины находятся в экспозиции Государственной Третьяковской галереи, в Музее русского импрессионизма.
Побольше бы таких одаренных людей в искусстве, ведь они распахивают для нас окна в свои миры.
