— Кирилл, с чего началась Африка для тебя?
— Мысли, что когда-либо я буду работать в гуманитарной миссии, до поры не возникало. Все изменилось после знакомства с человеком, который знал о социальных проблемах на континенте не понаслышке. Он позвал меня поехать в Кению на одну из миссионерских баз, где прежде сам помогал беспризорникам. И хотя тогда в 2011 году я не смог присоединиться к товарищу, поскольку сдавал экзамены в медуниверситете, в дальнейшем не мог уже спокойно думать о больных африканских детях, которым, я знал, могу чем-то помочь. Следующим же летом, получив диплом и подав документы в интернатуру, на скопленные деньги я купил билет в Кению. Первая поездка длилась всего 1,5 месяца, но следующие два года я фактически провел там, лишь ненадолго возвращаясь домой, в Россию.
— Что так поразило тебя там, заставив задержаться?
— Увиденное в Кении меня ошарашило, в корне изменив отношение ко всему. Было ощущение, что я нахожусь где-то на другой планете. Я привык к нашей культуре, к жизни, организованной по-западному типу. Но у африканцев она построена по-другому. Они иначе думают, иначе относятся друг к другу. Женщины и дети — самая незащищенная и бесправная часть населения. Они постоянно становятся жертвами физического и сексуального насилия. Ужасает количество беспризорников. В Кении с населением 48 миллионов человек по официальной статистике на улице живет около 1,5 миллионов детей. При этом у большинства есть родители. То есть их либо выгнали из дома, либо они убежали сами. Много детей-беженцев, стекающихся в города из проблемных деревень, где происходят межплеменные конфликты. Их жизнь тоже не назвать сказочной. Трудно встретить ребенка, не употребляющего клей, все ходят с пузырьками под носом. Там это как разновидность наркотика. Он очень дешевый. Есть дилеры, которые в строительных магазинах покупают клей большими порциями и за мелочь продают детям. Все это не ради кайфа, а чтобы уйти как-то от реальности, холодных ночей, боли, недоедания. Я видел с клеем уже четырехлетних детей. От такой привычки сложно отучить, зависимость сильная.
— Расскажи немного о своей команде и направлениях деятельности…
— Основная база миссии «Сердце помощи» (англ. — Heart of Help), с которой я работаю с 2012 года, находится в городе Китале. Это западная Кения, 370 километров от столицы Найроби и 70 от границы с соседней республикой Угандой. В миссии постоянно находятся от восьми до 15 человек — россияне, украинцы, белорусы и американцы со славянскими корнями. Арендуем свое здание. Врач один я, поэтому в мое отсутствие нанимают местного. Вообще, несмотря на то что по специальности я эпидемиолог, приходилось и принимать роды, и делать различные операции, быть педиатром, терапевтом, хирургом… Остальные сотрудники занимаются социальной работой, санитарным просвещением, учат в школе. Большое внимание уделяется жителям трущоб. Бедняки строят дома из грязи и мусора. Там нет электричества, канализации. Вода берется из открытых источников. Процветают алкоголизм и детская проституция. Люди живут в ужасных условиях. Четыре года назад при нашем содействии была создана школа, в которой теперь учатся около двухсот детей. Это не только образовательное, но и медицинское учреждение. До 2016 года в другом конце города у нас совместно с канадцами была клиника, где мы также могли бесплатно лечить. Сотрудничество с международными гуманитарными организациями является важной частью нашей работы. В Южном Судане взаимодействовали с ООН.
— Система здравоохранения в Кении, по всей видимости, находится не на высоте?
— Дело в том, что здесь в принципе нет никакого социального обеспечения со стороны государства. Школы и больницы платные. Чтобы прийти к доктору, нужно заплатить или иметь дорогостоящую медицинскую страховку. Обычный прием стоит в пределах двух-трех долларов. Для среднестатистического кенийца это немыслимые деньги. В Китале, например, считается нормальной работа, если человек получает в день 1,5 доллара. К тому же в большинстве клиник, доступных простым жителям, компетентность врачей вызывает большие сомнения. Уровень медицины очень низкий. Поэтому народ вымирает из-за инфекций, которые в принципе легко лечатся.
— С какими заболеваниями обычно приходится сталкиваться?
— Малярия, брюшной тиф… От них гибнет больше всего жителей. В Кении периодически случаются вспышки холеры из-за отсутствия у населения доступа к чистой воде и элементарных санитарных навыков. Очень распространена ВИЧ-инфекция, официальная статистика по ней занижена. Согласно нашим исследованиям, около десяти процентов кенийцев, включая детей, заражены вирусом иммунодефицита человека. Отсюда туберкулез, различные виды рака, развивающиеся на фоне основного заболевания. В нашем регионе также распространена тропическая паразитарная болезнь, которую вызывает земляная блоха, откладывающая личинки у человека под кожей. Но саркопсиллез легко предотвратить, поэтому везде, где бывает наша миссия, мы проводим профилактику.
— Живя в Африке по многу месяцев и находясь в постоянном контакте с больными, ты сам ничего не подхватывал?
— Прививки ко всему сделать невозможно. Много раз болел брюшным тифом — в сезон дождей он распространяется молниеносно, начинается эпидемия. Про малярию и говорить нечего. Сначала считал, который раз она у меня была, после 20-го сбился. Чтобы заболеть, достаточно укуса комара. К малярии, в отличие, например, от гриппа, длительный иммунитет не развивается. Очень тяжело и долго я лечил бруцеллез, приобретенный в первую поездку. Чтобы снизить риск заражения этой инфекцией, мы полностью отказались от любого мяса, кроме куриного. В Кении напрочь отсутствует ветеринарный контроль. Воду пьем только бутилированную.
— Какие опасности еще подстерегают на далеком континенте?
— Высокая преступность, легко достать оружие. В Найроби по ночам иногда слышны выстрелы. Человеческая жизнь ценится не так высоко. С семи вечера, когда темнеет, у нас правило: за ворота дома выходить нельзя. Лично я не попадал ни в какие серьезные передряги, но моих знакомых ограбили на улице, приставив пистолет. Забрали и деньги, и документы. Был еще случай, когда банда подростков, промышляющая разбоем на дорогах, устроила засаду на рейсовый автобус, которым мы ехали. Но водитель сумел откупиться. Мне кажется, эта плата даже заложена в стоимость проезда.
— Несмотря на все это, ты не побоялся взять в Кению семью?
— Сначала я ездил в Африку еще когда не был женат. Но уже в 2015 году поехал в Кению на три месяца с супругой. Она не врач, но немедицинской работы ведь тоже хватает. На следующий год мы отправились на полгода, взяв дочку. От всего сомнительного я старался огородить близких. Во всяком случае, в Кении безопаснее, чем в Южном Судане, где в общей сложности я провел три недели. Он производит самое тяжелое впечатление. Страна полностью разрушена войной. Там напрочь отсутствуют коммуникации: ни электричества, ни воды. Даже в столице на обочинах до сих пор сгоревшая техника. Аэропорт работает от электрического генератора, вдоль взлетной полосы лежат сбитые истребители. Люди живут в состоянии войны с 1983 года. Правительство и сейчас не контролирует полностью территорию страны. Пространство между городами заминировано. Всюду военные, при любом удобном случае тебя досматривают. В то же время в Южном Судане намного меньше беспризорников, их забирают в семьи, почти нет воровства, народ гостеприимнее. Менталитет отличается от кенийского.
— Как происходит общение с местным населением?
— Сотрудники миссии, живущие в Кении более двух лет, знают даже суахили — наречие, объединяющее несколько государств в центральной Африке. А вообще английский является вторым государственным языком. В Кении много «белых» туристов, приезжающих на сафари или на море. Некоторые европейцы живут тут постоянно, особенно у кого семейный бизнес еще с колониальных времен. Поэтому большинство кенийцев, даже если не учились в школе, могут объясниться с иностранцами. Конечно, в отдаленных деревнях даже на суахили говорят единицы.
— Часто приходилось выезжать на периферию?
— Да, особенно в горы к племени покот. В общем-то, они дикари — практикуют линчевание, за воровство сжигают живьем и следуют еще массе изуверских и смертельно опасных обычаев, таких, как женское обрезание. Но наблюдать за их бытом очень интересно. Люди живут в общинах, подчиняясь племенным законам. Есть старейшины. Вместо денег используют продукты и скот. Дома строят по-старинке: сперва из веток плетется деревянный каркас, а затем он обмазывается глиной, крыша складывается из пальмовых листьев. В пустынях можно увидеть и полностью плетеные хижины.
— Все же в Африке редкая красота, которая не может не влюбить в себя…
— Кения обладает всеми видами ландшафта и климатических условий, характерными для материка. Чего стоит одна дорога из Найроби в наш городок… Столица находится в горах на плато. На пути к Китале ты видишь экваториальные леса, ниже начинается рифтовая долина — огромная ровная площадка длиной в 200 километров, затем — саваны. По сторонам пасутся зебры, бегают антилопы, иногда попадаются слоны и жирафы. Охота на диких животных запрещена. Кения славится одними из лучших национальных парков. А на озере Накуру — самая большая в мире популяция розовых фламинго. Конечно, выкроить время на то, чтобы специально выбраться куда-то, непросто. График плотный, без выходных. Меня и ночью могут разбудить, когда кому-то срочно нужна помощь. Мы планируем лишь раз в месяц для разгрузки дня на три куда-то съездить.
— Что для тебя значит эта волонтерская работа?
— Несмотря на то что многие миссионеры, сталкиваясь с неблагодарностью африканцев, уезжают оттуда навсегда, я верю — это необходимо, я должен быть там и помогать. Когда африканцы были на положении рабов, бесплатной рабочей силой, они никак не развивались. Цивилизацию им нашу привнесли насильно, навязали чужую культуру, но народ не воспитывали, чтобы он ментально дорос и научился всем этим пользоваться. То же оружие оставили людям, которые веками воевали племенами. Хотя Россия не была колонизатором Африки, но наша возможность помочь и есть показатель того, насколько цивилизованны мы сами.
