…Первомай у меня ассоциируется с самым громким «Ура!» на демонстрациях в конце 70-х — начале 80-х прошлого века и миллениума. Вот, например, Белгород. «Ура» кричали 300 узбеков в ответ на «затравку» с трибуны: «Да здравствуют посланцы солнечного Узбекистана — студенты Белгородского пединститута!».
Мы, пара сотен аборигенов-славян, орали вместе с ними. Ведь мы считались студентами одного факультета русского языка и литературы. Вместе с ребятами с узбекского отделения играли против других факультетов в футбол и волейбол, разрешали им «дружить» с нашими девочками и «дружили» с узбечками, правда, без особого разрешения.
Мы занимались с узбеками русским языком и даже читали им лекции об истории БГПИ. Показывали фото дома купца Василия Мачурина, в котором Белгородский учительский институт размещался с 1876 по 1924 год, вырос из техникума пединститута 1919-го, напоминали, что лишь полтора десятка лет назад вуз переехал на улицу Жданова (ныне Студенческую). Рассказывали, что в войну был трехлетний перерыв в учебе, а позже переезд в Старый Оскол и обратно.
Мы тогда не знали, что еще через полтора десятка лет, в 1996-м году, на базе БГПИ им. М.С. Ольминского будет создан Белгородский государственный университет. И что учительская специализация станет отнюдь не самой престижной в новом вузе, и появятся платные отделения, а стипендия по сравнению с нашей станет просто нищенской. И что не будет распределения, а подавляющее большинство выпускников будут работать не по специальности. Впрочем, мы тоже были не ангелы, но об этом чуть позже.
Не факт, что фраза «творческих вам узбеков» родилась именно на нашем литфаке. Ведь РСФСР щедро брала на свой кошт студентов из других имперских республик, и в других городах тоже были узбеки и прочие азиаты, которых из средневековья пытались с пересадкой в социализме затащить прямо в коммунизм. Нас не тащили, полагая, что мы и так дружно идем стройными рядами. Наивные (чуть не ляпнул «бедные») идеологи! Знали б вы, как в БГПИ мгновенно полыхнул и скрутился в первобытную ненависть ваш хваленый интернационализм…
Битва «братских» народов
Надо сначала уточнить: узбеки, за редким исключением, вели себя смирно и местными не задирались. Большинство наших были не из Ташкента и других относительно крупных городов. Да, научились пить русский портвейн и вермут, но водку не любили. Частенько с каникул привозили не только знаменитые дыни, но и насвай, который мало кто кроме них самих жевал, и «травку», которую они даже не пытались продавать. Разве что на чердаке ночью «кумарились» с редкими приглашенными аборигенами.
А сцепились они, конечно, со спортфаком. Узбек— староста этажа общаги ночью попросил пьяную «спортивную» кампанию сделать музыку потише и не орать так громко а капелла. Кто-то из солистов дал надоедливому нерусю в нос и расквасил орган дыхания изрядно. Тот не стал поднимать шум, бежать к коменданту или уж тем более звонить в милицию. Все упомянутое произошло позже, когда коридоры старой общаги напоминали филиал Куликова поля. С одной только разницей: побеждала восточная орда.
Узбеки всех курсов вышли дружно, бежали по коридорам со сковородками, табуретами, стульями, вилками и перочинными ножами. Кстати, большие ножи, которые они прятали для приготовления плова, они почему-то не взяли. Видно, хватило ума — и только поэтому безвозратных потерь в массовой драке не было. Спортфаковцев было на порядок меньше, и в коридоре они долго не продержались. Бежали, прятались под кроватями на женском этаже, выпрыгивали в окна, где смогли оторвать решетки.
Вариант с воплями «Наших бьют!» не прошел: пацаны с других факультетов на выручку одноплеменников не рванули. Кто-то побоялся, кто-то не хотел «встрять» в явно обещающую постфактум неприятности ситуацию, кто-то — отнюдь не сочувствуя тем, от кого регулярно «отхватывали» все факультеты, кроме начфака, где просто мальчиков было два или три. Перепугались и обычно крикливые воспитатели, «левые» жильцы и комендант, просто позвонившие по «02».
Посланцы солнечного Узбекистана сгоряча вытеснили (не били!) пару-тройку милицейских нарядов. Тогда вызвали тех стражей порядка, которые свою смену уже отработали до вечера или накануне. Те приехали злые и порядок навели быстро. Раненых — в «скорые», пьяных и орущих — в наручники и «УАЗики», были даже два большущих «гроба» из вытрезвителя. Прошерстили все комнаты, если кто-то под одеялом лежал в штанах — забирали. Видимо, по принципу «не успел снять — значит, дрался».
«Обязуюсь не участвовать» и афганец
Наш русский курс не участвовал. Мой однокурсник жил дома, как и я. Почему меня не вызвали, не знаю. Наверное, просто к телефонам никто не пробился. Обычно мелкие «непонятки» между узбеками и спортфаком (обычно из-за девочек) поручали разруливать мне, как приятелю обеих сторон. С узбеками я играл в футбол и даже выигрывал волейбольной командой литфака чемпионат института. Сборная по волейболу вообще состояла из спортфаковцев, меня, физматовца и историка.
Однако через день ВСЕХ студентов мужского пола обоих факультетов весь день вызывали на собеседования. По деканатским слухам, комиссию возглавлял кто-то из аппарата ЦК (!), а беседовали с нами профи из КГБ. Кстати, они не представлялись. Говорили с нами очень жестко, быстро и мастерски рисовали (вербально) картинку, «что с тобой будет, если ты еще хоть раз…». Исключение из комсомола и института там проходили лишь первыми нестрашными пунктами.
И мало кого интересовало твое блеяние, что «…я там позавчера не был». Каждый написал под диктовку расписку, что «…обязуюсь не участвовать… а в случае, если буду знать о намерениях… сообщу куда следует». Честно говоря, самые мудрые из нас догадывались, что бумажки эти будут сегодня же сожжены во чистом поле. Кому нужно было раздувать межнациональный скандал и самому получить в случае рецидива по шапке или по звездочкам на погонах?
Кстати, реальных драчунов вообще всерьез не репрессировали и даже из института попросили лишь несколько спившихся и напрочь заваливших до этого сессию. Правда, через месяц в комнате у тех же узбеков я ел тот же плов и чуть не сцепился с наглым афганцем (не путать с воином-интернационалистом!). Он никак не мог понять, почему «эта женщина» не идет с ним, если мужчина так решил. Так и стояли напротив друг друга: он с туристской «белочкой», а я со смачным табуретом. Но в голове всплыло «…обязуюсь не участвовать» — и я не грохнул, хотя очень хотелось. Братья-узбеки растащили, а неприятель ушел, что-то бормоча по-своему…
Первая коляска и «пивная» повозка
А первый ребенок на нашем курсе родился от узбека, и все было чин по чину: и свадьба, и «скидушки» на дорогую дефицитную коляску. Честно говоря, даже на встречах однокурсников никто не мог сказать, как сложилась судьба именно этой семьи. Зато точно знаю, что несколько узбеков не вернулись домой и вели русский язык и литературу в Белгородской области. Хотя в Узбекистане выпускник русского вуза мог запросто стать не учителем, а «просто начальником».
Недаром взятка за поступление в Ташкетский пединститут, как говорили наши «кишлачные», составляла несколько тысяч рублей на престижный факультет. А на наш литфак был конкурс 6 человек на место, только на истфак 7-8, потому что это была прямая дорога в те же райкомы комсомола и далее по списку. Так что наши не самые идейные преподы с удовольствием и даже с немалой конкуренцией рвались на выездные экзамены в Узбекистан. Рвались и абитуриенты в наш вуз, который был куда «дешевле» ташкетского.
А наши «однофакультетники» на картошку не ездили, хотя даже просились. А вот свеклу я с ними морозным ноябрем специальными крючками из-под снега подергал. Им было холодновато, но они говорили, что работа — легкота, не сравнишь с «пахотой» с наволочкой на хлопковом поле в жару. И там план в килограммах, а здесь сколько соберешь — и ладно… А я больше всех дружил с казахом Жанбасыном, которого, кроме меня, все звали Женькой. Он пасовал в нашей факультетской команде и не боялся мастера спорта по борьбе Абдуллу, который обижался, что казах больше пасовал мне.
…А моя самая памятная первомайская демонстрация была в выпускном 1982-м. Мы опять громче всех оторали свое «Ура!» и катили конструкцию с двумя картинами на велосипедных колесах. А узбеки дали мне и однокурснику по бутылке пива и спрятали нас внутри агитповозки, чтобы никто не видел, как мы пьем. И не чувствовали мы себя ни панславянами, ни великодержавными шовинистами, ни даже английскими колонизаторами на индийских рикшах…
