Век «неубиваемого»: курский ветеран раскрыл секреты Победы

99-летний ветеран Великой Отечественной войны Петр Михин – обладатель семи орденов и множества медалей, в том числе за взятие Будапешта и Вены, за освобождение Белграда и Праги. Он является почетным гражданином Курска, Ржевского района Тверской области и украинского города Соледар, а еще – писателем, увлекательно и без прикрас пересказавшим увиденное на фронте: плохое и хорошее, ужасное и трогательное, досадное и героическое. В его книгах подробно описан весь военный путь от Ржева до Вены и Порт Артура, так что добавить что-то новое почти невозможно. Ну да просто побеседуем с человеком, ставшим, можно сказать, легендой…

Век «неубиваемого»: курский ветеран раскрыл секреты Победы

 

Потому что совершали невозможное

 

- Петр Алексеевич, как настроение в преддверии 75-летия Победы, планируете отмечать?

- Всегда его праздновали. Это самый большой праздник, такую войну выиграли! Никогда не думал дожить до такой даты. Мешает, конечно, коронавирус, но вообще настроение нормальное, чувствую себя хорошо. Пишу ко Дню Победы статьи со своими воспоминаниями в курские газеты.

У меня часто слушатели спрашивают: как мы могли победить фашистскую Германию, такую организованную, воинственную и имеющую сильную армию, которая к 1941 году поработила почти всю Европу? А победили потому, что совершали невозможное. Что не может произойти, но мы делали. Научились перенапрягаться, жить на пределе человеческих возможностей.

Наше поколение было хорошо подготовлено к обороне и труду советской школой и вузами. Десятиклассники и студенты стали основным офицерским составом командиров батальонного звена. Война для нас началась очень печально. Не хватило года-двух для перевооружения армии. И потом – сталинские репрессии «обезглавили» ряды опытных военачальников.

- Когда Молотов объявил о нападении на СССР, Вы ведь сдавали экзамен, о чем подумали в тот момент?

- Мне было 20 лет, учился в Ленинграде в пединституте имени Герцена. Строгий преподаватель, сухощавый старичок, даже услышав о начавшейся войне, не отказался от намерения экзаменовать нас. Дисциплину-то я сдал на «отлично», но все планы на каникулы, естественно, рухнули. Правда, мы считали, что быстро разобьем немцев. Взяться за оружие я хотел чуть ли немедленно, тем более что был физически подготовленным, имел значок ГТО второй ступени, что соответствовало кандидату в мастера спорта. Мы с ребятами сдали пиджаки в кладовку с уверенностью, что скоро вернемся и вновь возьмем их. Но не все из нас вернулись...

- Одно из Ваших интересных наблюдений, что военную науку нужно знать, хотя именно поступая иначе, иногда удается спасти свою и чужие жизни?

- Такой вывод я сделал во время первого боя под Ржевом. На рассвете наша батарея обстреливала немцев из гаубиц, и по нам открыли ответный огонь. Но все снаряды пролетели мимо, прямо над нашими головами. Там, где мы изначально собирались встать, земля была буквально «вспахана» взрывами. А эту позицию, оказавшуюся счастливой, я занял ночью по ошибке, поскольку было слишком темно. Только поэтому и выжили, что орудия стояли не «по науке». Впредь уже намеренно так поступал, поскольку стандартным правилом руководствовался и противник.

 

По лезвию бритвы

 

- Ваши книги содержательные, полные подробностей, имен и дат. Вы в войну вели какие-то записи?

- Дневники ни в коем случае не разрешались, чтобы никакие важные сведения не попали к врагу. Приведу в пример случай, показывающий, какую роль сыграла одна единственная записка у пойманного нами «языка»…

Перед Курской битвой немцы сосредотачивали танки под Белгородом. Центральная разведка знала об этом, но надо было взять «языка» – немецкого танкиста, чтобы подтвердить, что «Тигры» и «Фердинанды» уже на позициях. Только сделать это долго не удавалось, прежнего командира 52-й дивизии даже сняли с должности. Через мой наблюдательный пункт за три месяца прошли 22 группы, а вернулись лишь двое раненых. Я попросил начальство найти более безопасный путь. Тогда мне самому сказали идти, дав три дня.

Идти по речке, а она покрыта ряской, оставляющей заметную борозду. С восходом солнца враг замечал ее, вылавливал и уничтожал наших разведчиков. Пришла счастливая мысль - двигаться поперек, зигзагами, так борозда за травой уже не видна.

Не описать радость, когда мы выполнили задание без единой потери. Но вот, скоро выясняется, что у схваченного немца при себе не оказалось никакого документа. Как подтвердить его сведения? И поручили мне взять контрольного пленного. А мы ведь уже использовали эту возможность, значит – идти на погибель. И вдруг мой напарник, обследовавший карманы языка, вспомнил, что нашел какую-то записку, но потерял ее, когда переправлялись через реку. Мы отыскали ее в траве и как святыню я понес ее генералу. Переводчик аккуратно разгладил размокшую бумажку и прочитал карандашную надпись с номером немецкой полевой части, стоявшей против нас. Это оказалась эсэсовская танковая дивизия «Великая Германия». Вот эта маленькая записка и спасла нам 12 жизней.

Часто ветеран встречается со школьниками

- Читая военные мемуары, понимаешь, что люди постоянно находились на грани жизни и смерти. Сегодня жив, а завтра – как повезет. Вы, например, описываете, как в июне 1943-го командовали гаубичной батареей и оказались при разрыве бомбы завалены землей в окопе. Чудом товарищи нашли вас и откопали...

- Контузий было много. Когда снаряд близко разрывается, ударяет так, что теряешь сознание, мозг выключается, нет пульса и дыхания. Однажды в Венгрии я только через три дня пришел в себя. Мы тогда так много теряли людей, что могилы рылись трехметровой глубины. Меня тоже собрались уже хоронить. Плащ-палатку несли четверо, но у одного нога подкосилась, и я упал с высоты на самое дно. Сильно ударившись головой о голову уже лежащего, в какое-то мгновение я негромко вскрикнул, и ребята услышали.

- Во время войны Вы часто удивлялись, как удавалось выжить. Что все-таки помогало?

Будучи рьяным атеистом, я не верил в Бога, но понимал, что какая-то сила, оберегающая нас, существует. И невольно приходил к мысли, что это Господь Бог.

- А носили с собой иконку или крестик?

- Нет, ничего такого не носил. У пожилых солдат можно было увидеть, но не у молодежи. Никаких талисманов тоже не было. Я, кстати, пока воевали, не говорил никому, что мне везет. Боялся спугнуть удачу.

- Вы писали про брата, который погиб на фронте в народном ополчении. Еще кто-то из близких родственников ушел воевать?

- Отец, он был сапером и разминировал немецкий передний край. Ему пуля в затылок вошла. Лежал в госпитале, но разрешили долечиваться в Борисоглебске. Мне выдался шанс повидать его дома, когда нас везли из-под Сталинграда на Донбасс. Отец лежал весь забинтованный. Сняли бинты, а из раны показался кончик пули. Ее нельзя было удалять, потому что другой конец касался мозга. Надо было выждать, пока сама выйдет. По выздоровлении отец снова попал на фронт. Был инвалидом войны и прожил до 63 лет.

- А вообще в военные годы знали о своих родных, как поддерживали связь?

- Дома была только мачеха, я писал ей раз в месяц-два, и она отвечала. Письма долго шли, их тщательно проверяли. Это к слову о том, что и в них нельзя было много рассказать. Поэтому впоследствии книги писались по воспоминаниям.

 

Прямиком на Восток

 

- С кем-то из мирных жителей, с которыми столкнулись в войну, потом встретились?

- Через 20 лет после Победы мы с офицерами посещали места боев. Заехали и в село Барвенково на юге Харьковской области. Центральная площадь была вся заполнена людьми. К нашему автобусу подбежали люди, и меня - обнимают, целуют. А это - повзрослевшие дети, которых я спас когда-то из-под развалин. У них уже такие ребятишки, какими они сами были в войну...

Помню, 26 января, мороз. В боях за Донбасс немцы окружили нас. Командир полка приказал мне выйти из окружения и доставить донесение в штаб армии в город Лиски. Тут налетели самолеты, я упал в кювет, чтобы переждать бомбежку. Вдруг около разрушенного дома показалась женщина и стала кричать: «там дети!». Пораженная осколком, она упала. Я подбежал – в хате обрушились потолок и крыша. А бомбы продолжают рваться. Призвал на помощь пробегавшего мимо старшину. Вдвоем с ним мы откопали старика и женщину, уже бездыханных. А под ними услышали крик мальчишки. Под смятой кроватью нашли пять детей. Потом еще четырех под столиком у окна.

- Для Вас ведь 9 мая война не закончилась, пришлось без передышки вступить в новое противостояние с милитаристской Японией?

- Мы еще 8-го числа узнали от радистов, что Германия собирается подписать капитуляцию. Но немцы, которые бились с нами, не сдавались, и я решил все имеющиеся снаряды безжалостно израсходовать на них. Командир полка остановил меня и сообщил, что несколько десятков тысяч фашистов прорываются через наши боевые порядки сдаваться в плен американцам. Они столько принесли зла, что боялись сдаваться в плен нам, и мы провоевали с ними до 12 мая. День Победы справляли под городом Бенешов под Прагой 13 мая.

Петр Алексеевич как всегда энергичен и остается интересным собеседником

24 июня, когда в Москве проходил парад Победы, эшелон, начальником которого я был, шел на Восток. Правда, мы ожидали, что уже едем домой, в Россию. Не знали, что будем опять воевать. Только когда после Читы поезд повернул направо, в Монголию, поняли, что нас повезли давать отпор японцам.

- Пеший переход в Китай через пески пустыни Гоби - непростое время… Для Вас что было чувствительнее: палящий зной, или морозы, испытанные в европейской части континента?

- Да, жара стояла под 50 градусов, но и то, и другое плохо. Одна дивизия шла через пустыню южнее нас и погибла. У меня, командира артиллерийского дивизиона было 300 человек, 12 орудий и 170 коней. Двигаясь впереди всей дивизии, я прокладывал путь, сумев по наручному компасу прийти к хребту Большой Хинган. Хребет два километра высотой, а дорога прорублена по краю пропасти. На перевале вверху такой туман, что ничего не видно. То есть мы поначалу думали, что туман, а это облака. Переживал, как бы не потерять ни людей, ни коней. И как спускались еще с горы… Пустили первой машину с кухней. Прицеп подвернулся и сорвался вниз кверху ногами. Все сломалось: и рессоры, и колеса, но хорошо, крышка была завинчена и каша цела. Ну, говорю, ребята, давайте тогда будем обедать! (авт. - смеется)

- А ведь именно в Монголии Вы расписались со своей супругой Варварой Александровной, которую встретили на войне?

- Получилось так. В Чехословакии, когда меня ранило в ногу, я лечился в медсанбате, оборудованном в какой-то школе. Уже идя на поправку, я прогуливался по коридору, заглядывая в классы. Медсестры приветливо улыбаются. Открываю последний кабинет - сидит за столом молодая красивая девица и что-то пишет. Она строго: «что вы хотели?». Я говорю, рад, что рана заживает, и я хожу. «Ну и ходи», - говорит. И опять уткнулась в свои бумаги. Мне не понравилось ее отношение, тем более что меня обычно встречали уважительно.

А когда в Москве стояли на окружной дороге перед отправкой на Восток, ко мне подошла та самая девушка и представилась: «капитан медицинской службы Сомова, генерал Миляев разрешил мне с первым эшелоном в Москве повидать сестру и продолжать движение с вашим эшелоном». Распорядился устроить ее в вагоне санчасти.

Мы подружились, а на обратном пути в монгольском городе Чойбалсан перед расформированием дивизии решили пожениться. Пришли в советское консульство и оформили брак. Там еще за процедуру надо было заплатить 25 тугриков в местной валюте - их у нас не было. Спасибо одному капитану, который тоже пришел жениться, он подарил мне необходимую сумму. С Варей мы прожили 55 лет, воспитали двух сыновей. В 1999 году ее не стало. Теперь у меня два внука и двое правнуков.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру