Абрам Миркин воевал с первого до последнего дня войны

Его от­ец Из­ра­иль Мо­и­се­е­вич был убеж­ден­ным боль­ше­ви­ком, ком­му­ни­с­том и в на­ча­ле про­шло­го ве­ка воз­гла­вил пер­вую в Мо­ги­лев­ской об­ла­с­ти ком­му­ну. Мать Ро­за Львов­на ра­бо­та­ла до­яр­кой, ста­ви­ла тру­до­вые под­ви­ги — вруч­ную до­ила 16 ко­ров.

Они вос­пи­та­ли пя­те­рых де­тей — двух до­че­рей и тро­их сы­но­вей. Хо­ро­шо вос­пи­та­ли, пра­виль­но. Чет­ве­ро во­е­ва­ли на фрон­тах Вто­рой ми­ро­вой. Вер­нул­ся он один. Имя стар­шей се­с­т­ры Гне­си, во­ен­вра­ча 3-го ран­га, в 28 лет по­гиб­шей под Ель­ней, зна­чит­ся в Го­су­дар­ствен­ном Бо­ро­дин­ском во­ен­но-ис­то­ри­че­с­ком му­зее. Пор­т­рет стар­ше­го бра­та Мо­и­сея, зам­ко­ман­ди­ра эс­ка­д­ри­льи 43-го за­пас­но­го авиа­пол­ка, по­гиб­ше­го в 22 го­да в не­бе над Са­ма­рой, вы­бит на од­ном из ме­ст­ных па­мят­ни­ков. А млад­ший брат Си­мон на­веч­но ос­тал­ся са­мым ма­лень­ким — ему бы­ло все­го 17, ко­г­да он ушел в пар­ти­за­ны и боль­ше не вер­нул­ся. Та­кую вот це­ну ми­ру за­пла­ти­ли Мир­ки­ны…

Аб­рам Из­ра­и­ле­вич пе­ре­би­ра­ет мно­го­чис­лен­ные фо­то­гра­фии и до­ку­мен­ты, с лю­бо­вью раз­ло­жен­ные по аль­бо­мам, и вспо­ми­на­ет…

Он окон­чил де­ся­ти­лет­ку в 1940-м и был при­зван в ар­мию. По­пал в 341-й зе­нит­ный ар­тил­ле­рий­ский полк, ко­то­рый дис­ло­ци­ро­вал­ся под Ле­нин­гра­дом, и в зва­нии млад­ше­го сер­жан­та стал ко­ман­ди­ром ору­дий­но­го рас­че­та 76-мил­ли­ме­т­ро­вой зе­нит­ной пуш­ки. Бу­к­валь­но че­рез не­де­лю пос­ле на­ча­ла вой­ны его от­пра­ви­ли на пе­ре­под­го­тов­ку. Не ус­пел от­учить­ся — по­стро­е­ние. «Я ро­с­та-то не­боль­шо­го, ста­нов­люсь на ле­вый фланг и не по­ни­маю, по­че­му бо­лее рос­лые пе­ре­бе­га­ют с на­ча­ла ше­рен­ги в ко­нец. По­том по­нял. Пер­вую сот­ню от­пра­ви­ли на фронт. И я в нее по­пал, — улы­ба­ясь, вспо­ми­на­ет Мир­кин. — На­зна­чи­ли ме­ня ко­ман­ди­ром по­лу­бро­ни­ро­ван­но­го ЗИС-5 с 45-мм пу­шеч­кой, и по­еха­ли мы за­щи­щать Луж­ский ру­беж. Но пуш­ку-то я знал ху­же, чем зе­нит­ку, мож­но ска­зать, со­в­сем не знал. И ко­ман­дир не знал, и весь рас­чет. На­чал­ся бой. Ко­ман­ди­ра нет, нем­цы на ви­ду, свя­зи нет. Один я. Что де­лать? От­крыл огонь. Стре­лял, по­ка сна­ря­ды не за­кон­чи­лись. А по­том вы­вел ма­ши­ну из боя — и в штаб. Там ме­ня и ос­та­ви­ли, по­сколь­ку офи­це­ров там ос­та­лось — с де­ся­ток, по­уби­ва­ло мно­гих, ко­ман­до­вать бы­ло, мож­но ска­зать, не­ко­му… Я про­чел по­том не­сколь­ко книг о за­щи­те Лу­ги. То­г­да 43 ты­ся­чи крас­но­ар­мей­цев по­па­ли в ок­ру­же­ние, из них толь­ко 13 ты­сяч смог­ли про­рвать­ся, 20 ты­сяч по­па­ли в плен, а 10 ты­сяч по­гиб­ли или про­па­ли без ве­с­ти…»

Тем вре­ме­нем Мир­кин, ко­то­ро­го на­зна­чи­ли по­мощ­ни­ком ко­мис­са­ра ча­с­ти по по­лит­ра­бо­те, вме­с­те со шта­бом при­бы­л в Пуш­ки­но. Кто — ку­да, а Аб­рам от­пра­вил­ся в Ека­те­ри­нин­ский дво­рец, что­бы по­смо­т­реть Ян­тар­ную ком­на­ту. На­вер­ное, он был од­ним из по­след­них, кто ее ви­дел…

Воз­вра­ща­ясь в штаб, на­толк­нул­ся на зе­нит­ный рас­чет, со­бран­ный из ле­нин­град­ских опол­чен­цев, ко­то­рые, как ни ста­ра­лись, не мог­ли при­ве­с­ти пуш­ку в бо­е­вое со­сто­я­ние.

«Я их рас­ста­вил, все по­ка­зал, рас­ска­зал, и ста­ло мне так обид­но: за­чем за­ни­мать­ся по­лит­ра­бо­той, ес­ли я спе­ци­а­лист в дру­гом де­ле? При­шел в штаб и по­про­сил пе­ре­ве­с­ти ме­ня в зе­нит­чи­ки. Еле уго­во­рил. И по­пал в ту ба­та­рею, ко­то­рая обес­пе­чи­ва­ла обо­ро­ну ле­ген­дар­но­го Не­вско­го «пя­тач­ка» для пе­ре­пра­вы со­вет­ских ча­с­тей че­рез Не­ву, — рас­ска­зы­ва­ет ве­те­ран. — А в но­я­б­ре ста­ло Ла­дож­ское озе­ро, и нас пе­ре­пра­ви­ли на Вол­хов­ский фронт… Го­лод, хо­лод… Нас кор­ми­ли, как весь бло­кад­ный Ле­нин­град, — 125 г хле­ба. Прав­да, три ра­за в день да­ва­ли пу­с­тую по­хлеб­ку, не знаю да­же с чем. Я во вре­мя той пе­ре­пра­вы но­ги от­мо­ро­зил, но ни­че­го, от­ош­ли…

Зе­нит­чи­ки — на­род осо­бый. Что при­ня­то де­лать во вре­мя бом­беж­ки? Пра­виль­но, пря­тать­ся в ук­ры­тие. А зе­нит­чик все де­ла­ет на­обо­рот, ведь его за­да­ча — сби­вать са­мо­ле­ты. Та­кой вот сво­е­о­б­раз­ный огонь на се­бя….

Пос­ле ос­во­бож­де­ния Ле­нин­гра­да бой­ца Мир­ки­на пе­ре­бро­си­ли на Се­вер­ный фронт — ча­с­ти со­вет­ской ар­мии пре­сле­до­ва­ли от­сту­па­ю­щие фин­ские вой­ска до гра­ни­цы. Там и ос­та­но­ви­лись там и встре­ти­ли день По­бе­ды. За­кон­чил вой­ну Аб­рам Мир­кин стар­ши­ной, с бо­е­вы­ми на­гра­да­ми, в чис­ле ко­то­рых ме­даль «За от­ва­гу», ор­ден Крас­ной Звез­ды.

Я спро­си­ла ве­те­ра­на, что бы­ло са­мым труд­ным на той вой­не? И по­лу­чи­ла не­ожи­дан­ный от­вет: «Я всю вой­ну про­вел ли­бо в зем­лян­ке, ли­бо в па­лат­ке. Че­ты­ре го­да. Вме­с­то по­душ­ки — вет­ки, вме­с­то оде­я­ла — ши­нель или по­лу­шу­бок. На го­лой зем­ле, за­ча­с­тую — без во­ды. Не то что го­ря­чей — хо­лод­ной не бы­ло. Сне­гом умы­ва­лись, снег ели. А вес­ной-ле­том на­да­вишь пят­кой бо­ло­ти­с­тую зем­лю — и пьешь то, чем след за­пол­нил­ся… Я как-то под­счи­тал — за 1418 дней вой­ны я толь­ко де­сять дней про­вел в по­ме­ще­нии. Так что вы­жить на вой­не — это не толь­ко мет­ко стре­лять, ид­ти в ата­ку или уметь дер­жать обо­ро­ну. Это еще и най­ти си­лы для это­го. Мы их на­шли. И в этом — под­виг на­род­ный».

К сло­ву ска­зать, о жиз­ни-под­ви­ге сво­ей се­мьи Аб­рам Мир­кин на­пи­сал вос­по­ми­на­ния. Пол­то­ра де­сят­ка стра­ниц, на­бран­ных на ком­пью­те­ре, ко­то­рым он пре­крас­но вла­де­ет, несмо­т­ря на пре­клон­ный воз­раст. Раз­мно­жил их и вру­чил всем сы­но­вь­ям и вну­кам вме­с­те с фо­то­гра­фи­я­ми, ко­их бо­лее двух с половиной ты­сяч. Что­бы зна­ли, по­мни­ли и гор­ди­лись!