Полбутылки шнапса и шоколадку за музей

Как немецкий танкист спас «кусочек мира»

Недавно моя белгородская школьная подруга уехала вместе с взрослыми сыновьями на ПМЖ в Германию. Обычная российская семья. Еще недавно мы вместе праздновали 5 августа — День освобождения Орла и пели «День Победы», когда встречались то в Орле, то в Белгороде — городах Первого салюта. Но вот разъехались, и теперь ее сыновья намерены… служить в бундесвере, то есть стать немецкими солдатами. Дело не в убеждениях. Просто из всего набора достойных профессий, которые доступны для юношей с минимальным знанием языка, профессия военного — самая престижная и оплачиваемая. Как говорится, ничего личного. Простая экономика.

Как немецкий танкист спас «кусочек мира»
Леонид Левин (слева) и Антониус Йон

Но в праздник освобождения города, в котором я живу, мне хочется рассказать другую историю — немецкого танкиста, солдата Антониуса Йона. У него тоже не было ничего личного, просто призыв в армию. «Мы пол-Европы по-пластунски пропахали…» Он «пахал» с другой стороны, стремясь на Восток. Усердно «пахал», как и положено немецкому солдату. Воевал сначала в танке, потом — в пехоте. Начал войну унтер-офицером, закончил капитаном. А потом стал ярым пацифистом. Хотя со временем все равно пришел к выводу, что без солдат мир не может быть мирным… Он написал несколько книг, в том числе «Встречи в Орле» и «Курск-43», которые стали известны на Орловщине благодаря Леониду Иосифовичу Левину, родившемуся в Орле в год Победы. Что же соединило двоих, очень не похожих друг на друга людей? Как ни удивительно это прозвучит, город Орел.

Нас возвращает память…

— В Бонн я приехал впервые в 2000 году. Мы сели в машину, Йон — за рулем, — вспоминает Леонид Левин. — Невысокий, широкоплечий, одной рукой уверенно крутил баранку, другой похлопывал меня то по плечу, то по колену и показывал достопримечательности. Вся жизнь за рулем… А я смотрел на его руки и не мог отвязаться от мысли, что когда-то он так же уверенно вел свой танк по улицам моего города, города, где я родился уже после того, как ему удалось из него вырваться в августе 43-го. Я смотрел в его глаза. Что видели они в Орле? Может, он видел мою мать, оказавшуюся в оккупации, или уже обреченных, но пока еще ходивших по улицам деда и тетю, с обязательной желтой звездой на одежде?

Его казарма находилась в здании бывшего кадетского корпуса, который оккупанты взорвали при отступлении. Остался лишь директорский флигель, в котором сейчас на Октябрьской находится рег-

управление Росреестра. А во времена моей юности там был строительный техникум, где я учился. То есть мы были в одном здании с разрывом в полтора десятка лет. Может, стояли с ним у одного окна, в одном коридоре… А в орловском краеведческом музее наше воображение поражал один и тот же косматый медведь, стоящий на задних лапах… В одной из его книг размещено его фото с приятелем в орловском парке у подножия гипсовой скульптуры — а лет через 20 и я со своими друзьями буду стоять здесь перед объективом…

С Йоном я познакомился в 1996 году. Увлекшись малоизвестной историей так называемого Брауншвейгского семейства — семьи герцога Антона Ульриха Брауншвейгского, репрессированной после свержения его сына Ивана с российского престола в 1741 году, я получил возможность работать в Германии в Библиотеке герцога Августа. Четыре месяца занимаюсь этим семейством. Книги, архивы. И стало интересно: а есть ли что в немецких библиотеках про Орел? Набрал в сводном электронном каталоге «Орел, война» — и «вышла» книжка «Встречи в Орле». Автор — Антониус Йон. Заказал, быстро получил, прочел. Захотелось познакомиться с автором.

Найти ветерана войны, автора многих других книг, профессора политологии, отставного государственного служащего немалого ранга, оказалось довольно просто… Мы не раз встречались. Последний раз — в 2005 году.

«Вокруг нас руины»

«…Мы движемся к городу Орлу, который уже охвачен пламенем войны. Надо отбить прорвавшиеся танки. Мы стоим на вокзале, рядом железнодорожные пути. За эту позицию идет отчаянный бой. Снова танки против танков. Вокруг нас руины. Жара невыносимая. Перед нами в основном Т-34 старого типа, то есть без башенки, из-за чего у них не такой хороший обзор… С наступлением сумерек становится тише. Прямо перед нами лежат 42 подбитых танка Т-34, у нас только несколько повреждений… Мы движемся назад, глотки пересохли, воняет бензином… Я достаю плитку орехового шоколада. Он входит в спецпаек танкистов…

Орел как волнолом, врезается в поток вражеского наступления и удерживает его, пока другие дивизии слева и справа от Орловской дуги не отойдут на новые позиции… Наша 12-я танковая дивизия обороняет город от многократно превосходящих сил противника…

Жара в танках невыносимая, едкий чад от выстрелов раздражает легкие и не дает дышать. Мне до сих пор не приходилось бывать в таком танковом бою, как здесь, между Ольховцом и орловской лесопилкой. Порой танки оказываются всего в нескольких метрах друг от друга, когда они внезапно появляются из-за деревянных изб и почти сталкиваются. Наверное, что-то похожее было в древности, когда в битвах участвовали слоны…

Я вижу, как три Т-34 хотят взять меня в клещи, вижу слева, как обер-лейтенант Рупперт подбил 7-8 вражеских танков, причем три — всего за одну минуту. Это просто невероятно… Движемся вместе с ротой Рупперта через мост над Окой, он взлетит на воздух в 21:00… До полуночи движемся мы в горящем городе, стреляем по действующим нам на нервы советским агитаторам с их громкоговорителями на мосту через Оку…

Слова «поразить» и «поражение» ужасны. Но поразить врага означает выжить самому… Бои продолжаются. В городе бушуют пожары», — напишет в начале 90-х пацифист Йон.

Впрочем, не эта история удивила Леонида Левина. Другая. Светлая.

Орел изменит немецкого солдата Антониуса Йона. На всю жизнь. И сотворит это чудо не ужас танковых сражений, которых до того не знало человечество, а… Иван Тургенев.

Шоколадку и полбутылки шнапса за музей

Немцы, оккупировавшие Орел, были уверены, что это навсегда. И потому жили так, как положено жить в мирном городе. В том числе активно посещали… краеведческий музей, любуясь экспонатами, которые орловские музейщики не успели эвакуировать и которыми музей в годы оккупации даже пополнялся. Посещали и так называемую Тургеневскую комнату, посвященную жизни и творчеству всемирно известного писателя-орловца.

— В музее, — рассказывает Левин, — хранится книга посетителей с отзывами немцев. Там их несколько сотен. В основном написаны химическим карандашом. По содержанию они большей частью похожи на наши, типа: «Был в музее, мне понравилось». Но есть интересные. Например: «Этот музей напоминает мне маленький музей на моей родине. Он для меня как мост из родины. И как основа мира. Зейдель, обер-ефрейтор»; «Музей — кусочек мира, мы будем охотно его вспоминать. Несколько подписей». Или: «Солдатня говорит всегда, что у русских нет культуры. Посмотрите на этот музей, не скажете ли сами — у них есть культура». И наконец: «Это был возвышающий душу час, когда я в этих комнатах мог находиться среди «старых знакомых» Пушкина и Тургенева (фамилии написаны по-русски!) Да уцелеет этот музей! Ефрейтор Гез…». Таких отзывов — процентов пять от общего числа, но они есть. Конечно, познакомившись с Йоном, я захотел найти в книге и его строки. Но не нашел. То ли их нет, то ли стерлись. Карандашные записи уже плохо видны. Сам же Йон в своей книге рассказал интересную историю о своих встречах в музее с неким стариком-смотрителем, который представился ему как личный секретарь И.С. Тургенева и рассказывал ему о русской культуре, о произведениях нашего великого земляка. Кто такой — краеведам так и не удалось установить. Может, то был и не секретарь, а просто знающий человек, решивший так представиться любознательному немцу, — главное не это. Главное — как это подействовало на танкиста. Настолько, что, по его словам, он нарушил приказ и спас музей от уничтожения. А заодно — и наши Торговые ряды.

«Это было так, — вспоминал Йон. — Связной из штаба батальона доставил приказ, согласно которому я должен был стараться установить с наступающим противником «визуальный контакт». Штаб передал мне еще один танк Т III и бронетранспортер с пулеметом…

Наша маленькая колонна осторожно движется… Добравшись до Московской и Болховской улиц, даем несколько очередей из башенного пулемета. Пусть русские знают, что немцы еще в городе. Это может притормозить их быстрое наступление… Гибнет мой любимый Орел! …Меня неудержимо тянет к центру города. Что это? Желание присутствовать при эпилоге трагедии?

Впереди разрушенный мост через Оку… Как бы случайно я отмечаю, что нахожусь вблизи музея, который еще цел. К этому месту я подъезжаю неосознанно, просто оказываюсь здесь, чему сам немного удивлен. Только я раскурил трубку, как замечаю на улице троих солдат, которые готовят к взрыву связки ручных гранат. Мне было известно, что, кроме отставших от своих, в городе нет больше никаких солдат. Эти трое, вероятно из другой дивизии, приближаются и сворачивают ко входу в музей, впереди — фельдфебель. Тут я понимаю, что намерены сделать эти трое, выпрыгиваю из башни, бегу к ним и ору: «Этот дом не взрывать!» Фельдфебель ворчит и что-то бормочет о приказе. Словесная перепалка, разъяснение, что такое музей, обещание дать шоколад (привилегия танкистов) и сверх того полбутылки шнапса… Чудо свершается, троица уходит. Я почувствовал облегчение. Тогда в Орле я записал в блокнот: «Счастлив».

Антониус Йон с сослуживцем в 1942 году в Орле

«Есть такие мгновения в жизни…»

В 70-х годах к Йону, референту германского министра иностранных дел, на официальном приеме в Москве подойдет советский ветеран войны, тоже профессор, Юрий Чугунов, тоже воевавший под Орлом, и пригласит его посетить город и места их сражений. «И вот мы ездим и гуляем по городу, по парку, едем по Московской улице по направлении к мосту через Оку… Слева на другой стороне прежде стояла церковь, теперь она исчезла. Слева — монумент в память битвы за Орел. Т-34 стоит на высоком постаменте. Это первый танк, ворвавшийся в 1943 году в Орел. На монументе перечислены воинские соединения, наши тогдашние противники — 5-я, 129-я и 380-я дивизии. Но я замечаю отсутствие 308-й дивизии, которая понесла жестокие потери здесь, под Орлом. Мои русские спутники говорят мне, что в городе поставлен большой памятник погибшему здесь генералу, командовавшему 308-й дивизией. На мой вопрос, почему дивизия не указана на монументе, дается ответ, что 308-я не вошла в город. Мне-то понятно, почему это не произошло. 308-я дивизия почти до последнего человека истекла кровью примерно в 20 километрах перед городом…

Едем в западном направлении. Это дорога, по которой я двигался в арьергарде в первые часы 5 августа 1943 года, обеспечивая отступление дивизии, после того как был выполнен приказ «о визуальном контакте» с противником…. Юрий говорит, что хочет осмотреться вокруг… У него есть свои воспоминания, связанные с этим местом… Кажется, будто я только что потерял свой танк, затем продолжаю сражаться как десантник, а от роты за две недели остается всего 12 человек. Юрий рассказывал мне, что у него было еще хуже. Их осталось только пятеро…

Боже, как вошел я во все это и как вышел: был ранен, засыпан землей, мой танк был подбит… Почему я не среди тех, кто… лежит здесь при дороге в Орел?

…Давно уж стемнело. На мое плечо легла рука. «Пойдем, нам надо уйти отсюда», — говорит Юрий. Это рука русского солдата, друга. Кажется, он сказал: «Нам надо домой». Мне слышатся в этих словах тургеневские строки из «Дворянского гнезда»: «Есть такие мгновения в жизни, такие чувства… На них можно только указать — и пройти мимо».

Вот такая удивительная история.

…Антониус Йон умрет в 2013 году, но оставит и другие воспоминания, которые еще ждут своего переводчика. Это — не мемуары, а дневниковые записи, которые уже в XXI веке восстановили немецкие криминалисты. Как знать, какие тайны нам еще предстоит узнать от немецкого солдата…

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру