В 15 лет болеют дома
В редакцию «МК Черноземье» зашла сотрудница соседней организации. Вид расстроенный, настроение плохое. Сына забрали в больницу, увезли на «скорой помощи». Мальчику — 15 лет. В выходной день у него заболел живот, поднялась температура, мама испугалась и вызвала неотложку. «Скорая» приехала достаточно быстро — где-то минут через десять. Фельдшер заподозрил аппендицит. Собрались и отправились в больницу, а дальше начались курские круги врачебного ада.
— Мы не госпитализируем детей старше 15 лет, — отчеканили фельдшеру в приемном отделении детской больницы № 2.
— А куда нам везти ребенка? — поинтересовался он.
— Везите в БСМП, больница сегодня дежурит, — ответила врач приемного отделения.
Карета «скорой» с подростком, у которого острая боль в животе и температура под сорок, отправилась в БСМП.
— Вообще-то у нас принимают с 16 лет, — усмехнулись в приемном БСМП.
— То есть как — с 16? В больнице на Хуторской нам сказали везти ребенка к вам, заявив, что они принимают только до 15 лет. И что нам делать? Где принимают подростков с острой болью в 15 лет? — вопрошала испуганная мама.
— Мы же не сказали, что не примем. Разумеется, вашего ребенка госпитализируют, хотя это не по правилам, — заверили сотрудники больницы.
Надо отдать должное, в БСМП взяли все необходимые анализы, сделали УЗИ, подростка осмотрели хирург и терапевт. В конечном итоге диагноз «аппендицит» был не подтвержден, и больного отправили в областную инфекционную больницу им. Семашко. Там подростка госпитализировали без проблем, невзирая на «несуществующий» для приема в некоторые медучреждения возраст. Этот случай обозначил острую проблему: кто окажет экстренную хирургическую помощь детям от 15 до 16 лет?
— Почему вы так со мной разговариваете? Как будто подводите черту: так, так… — интересуется в трубке начальник управления организации детства и родовспоможения курского комитета здравоохранения Ирина Горяйнова.
— Я на вас голоса не повышаю, спокойно объясняю вам ситуацию: есть ребенок с острой болью в животе, которому 15 лет. Куда ему обращаться? В детской больнице на Хуторской отказываются принимать, ссылаясь на то, что ему уже есть 15 лет. Куда нам обращаться? — повторно задаю вопрос я. На другом конце провода пытаются ответить компетентно, сбиваются и предлагают написать официальное заявление маме мальчика. Мол, вы пишите, а мы непременно разберемся.
— Я не могу ответить вам на ваш вопрос, поскольку не владею полностью ситуацией. Как чиновник, смогу ответить только после официального запроса. Пусть мама мальчика приходит и пишет заявление, мы рассмотрим. На официальный ответ по законодательству уходит около месяца. В больнице на Хуторской сейчас вообще ремонт хирургического отделения, — объясняет Ирина Горяйнова.
— Хорошо. Последний вопрос. А «скорая помощь» в курсе, что в детской больнице хирургическое отделение на ремонте? — интересуюсь я.
— Позвоните в службу «скорой помощи» и поинтересуйтесь, — недружелюбно заканчивает разговор начальник управления организации детства и родовспоможения курского комитета здравоохранения Ирина Горяйнова.
В областной поликлинике Курска одно время вводили показатель скорости обслуживания врачей. На клиента в среднем уходило 15 минут. В регламент надо было укладываться всем специалистам.
Мама заболевшего подростка беспокоится за других детей, которым, не дай Бог, в более серьезном случае придется путешествовать из одного медучреждения в другое. Собирается писать заявление, коли начали — надо идти до конца. К слову, сам персонал детской больницы № 2 на улице Хуторской не распространяется о ремонте. Видимо, он секретный. От прямого ответа и вовсе уходят. Может быть, боятся? Где окажут экстренную помощь 15-летним детям, пока непонятно. Заявление мы только собираемся писать. Пока же ответ напрашивается сам собой. Болит живот в 15? Оставайтесь дома!
«Скорая»
и антибиотики
Даше — 18 лет. Почувствовала себя плохо, мама Наталья вызвала «скорую помощь».
— Мы ждали «скорую» три часа! Я такого уже давно не встречала, чтобы «скорая» оказалась не очень быстрой, — жалуется Наталья. Врачи приехали. Дверь квартиры открылась, вошел потрепанный жизнью врач. Посмотрел на больную, оценил ситуацию и порекомендовал срочно начать прием антибиотиков. Диагноз не поставил, лишь намекнул на гнойную ангину.
— Я еще уточнила: госпитализировать нас собираются? Или как? — рассказывает Наталья, — знаю, что с гнойной ангиной обязательно забирают в больницу, мало ли что. А он на меня так «зыркнул» и сказал: «Пейте антибиотики быстро, прямо сегодня». Ночью поехали за лекарствами.
Температура не снижалась, Даша заболела основательно и серьезно. На следующий день пошла к участковому врачу в больницу.
— Нас отправили домой. Сказали вызывать «скорую» и срочно ложиться в больницу, — делится впечатлениями Наталья. — А что оставалось делать? Вызвали бригаду «скорой» и поехали в больницу.
— А сразу в больницу нельзя было направить? — уточняю я.
— Участковый врач объяснил, что — нет, никак. У них не было направлений. Единственное, что можно было сделать — снова вызвать «скорую» и отправиться в дежурную больницу. Собственно, так и сделали, — рассказывает мама Даши Наталья. — А на днях сыну стало плохо. Вызвали «скорую», прождали три с половиной часа.
Первое упоминание о «скорой помощи» в Курске относится к 1913 году. В журнале «Врачебно-санитарное дело в России» вышла заметка о том, что в Курске появились фельдшерские кареты, оказывающие первую медицинскую помощь при несчастных случаях и доставляющие больных в стационары города.
Оперативность «скорой» уже не удивляет. В современном Курске с населением 460 тысяч человек ждать медицинскую помощь порядка трех часов вполне нормально. Знакомый медик однажды признался: вызовы дифференцируют. В приоритете «экстренные» — беременные женщины, пострадавшие в авариях и трудоспособное население. Бригад «скорой помощи» не хватает. Старикам в мире бесплатной медицины места нет. «Скорая» может и не приехать. Как-то зимой бригада оперативной врачебной помощи спешила к моей бабушке, загибающейся от острой боли в животе, пять с половиной часов. А я сидела рядом и читала детские сказки, потому что, как еще помочь, не знала и не знаю до сих пор.
В советское время специалисты инструктировали обратившихся по телефону и помогали. В современности они только извиняются и просят: подождите еще, не обижайтесь на нас, очень много вызовов. Повторюсь, карет «скорой помощи» в Курске и области катастрофически не хватает, нет специалистов, а еще нет прав у сотрудников. Помогать приезжают фельдшеры, в большинстве случаев они готовы предложить только госпитализацию в дежурную больницу. И все!
В мае 2011 года в Железногорске два часа муж больной удерживал в квартире 27-летнюю девушку, приехавшую на вызов. Мужчина вызвал бригаду медиков — у жены кружилась голова. Фельдшер приехала по вызову, где ее ждал нетрезвый мужчина. Он ударил женщину и оставил ее в заложниках. Регулярно звонил в службу помощи и задавал единственный вопрос: «У вас никакая «скорая» не потерялась?». После вмешательства оперативников ситуация разрешилась. Бригады «скорой помощи» Железногорска потом еще долго боялись выезжать на вызовы.
Побег из России
Слава бежит из России. Эмиграцию в Канаду он воспринимает как эвакуацию. В страну кленового сиропа он собирается перевозить жену и дочь.
— Я не могу жить в стране, в которой живот у моей дочери должен болеть по расписанию, — спокойно и взвешенно объясняет он.
У двухлетней Влады днем в пятницу сильно заболел живот, ребенок плакал и мучился. Малышку успокаивали, старались помочь. Пытались вызвать врача из поликлиники.
— Нам сказали, что участковый врач сегодня принимает до пяти часов вечера, а после — никак. Альтернативу никакую не предложили. В итоге вызвали такси и поехали в платную клинику. А как иначе? — не унимается Слава. — Причем проблема это не только курская, так же и в Белгороде, и в Орле, и в Москве. Только в столице можно сразу обратиться к платному врачу или вызвать коммерческую «скорую». Эффекта будет больше, да и сервис обслуживания на уровне.
— Это единственная причина, по которой ты собираешься эмигрировать в суровую Канаду?
— На самом деле, да. Я просто не хочу биться лбом о железобетонную стену системы. Дело же не в губернаторе, не в министре здравоохранения и не в президенте! Все гораздо проще: мы можем сколько угодно реформировать медицину, но пока не научимся ценить человеческое здоровье и жизнь — все это не имеет никакого смысла, — рассуждает он.
Сергей работает врачом в одной из курских больниц. Он — сосудистый хирург. Работу свою любит и знает, специфическим врачебным юмором уже обзавелся, цинизмом еще нет.
— Знаешь, сколько я получаю? Чистыми?! — усмехается он.
— Сколько?
— Восемь тысяч рублей! Это реальная зарплата. Стараюсь браться за любую работу, «облизываю» пациентов. А знаешь, как нам считают зарплату? По количеству обслуживаемых больных. А вот если больных нет? Что делать? Может быть, промоакцию организовать: бомжей собрать и обслужить, чтобы денег чуть побольше заработать? — смеется Сережа.
Интересно получается: весь мир борется за здоровье, доплачивают врачам, если им удалось справиться с заболеваниями, а в России, наоборот, платят за больных. Чем больше больных, тем лучше?
Последние слова…
— Деточка, ты про них напиши… Помнишь, как наш Темка стоял в коридоре и ждал, пока его онколог примет? Бедный мальчик — ни сидеть, ни лежать не мог. Он стоял и плакал. А единственный в Курске детский онколог то чаевничала, то студентов принимала. Разве так можно? — вздыхает на семейных посиделках тетя Ира.
Артем — мой троюродный брат. Мальчик умер от онкологии в 15 лет, спасти его не удалось. Врачи старались, собирали консилиумы и советовались, но не получилось. Так бывает. Дело даже не в нем, а в отношении… Недавно в Курске побывала министр здравоохранения Вероника Скворцова: встретилась с губернатором, побеседовала с ректором КГМУ Виктором Лазаренко, посмотрела на перинатальный центр, больницы и университет. Искренне верю, что все понравилось, что все стараются. А толку? Пока мы все не научимся сочувствовать, сопереживать и стараться помочь, а не формально выполнять свою работу, толку не будет, сколько бы перинатальных центров не было открыто и сколько бы талантливых специалистов не получили дипломы КГМУ.
