Отмороженный напрочь, не признающий ни законов, ни понятий, ни каких-либо иных социальных институтов и норм криминальный авторитет. Организатор убийств и поджогов, с легкостью выносящий смертные приговоры авторитетам криминального сообщества, инициатор рейдерских захватов и рэкета, бандит из тех, что «без родины и флага», прямо конфликтующий с вором в законе, Виктором Панюшиным, Паном.
Мафиози, поставивший Курск на колени и запустивший хищные щупальца своей каморры во все, какие только есть сферы бизнеса и власти 46-го региона. Монстр. Садист. С тягучей, как удар воловьего хлыста, кличкой. Волобуй.
Именно такой портрет почти оформился у среднестатистического курянина, черпающего сведения об одном из самых громких задержаний минувшей весны из аккаунтов курского СУ СК России в социальных сетях — VK, OK, Facebook и даже в Instagram, предназначенного, казалось бы, только для постов с едой, отдыхом, тусовками и полуобнаженными девушками в компаниях бородатых юнцов. А вот и нет. И там — Во Ло Буй...
В Курске это имя произносят шепотом. И оглядываясь. Несмотря на то, что его владелец уже почти четыре месяца является арестантом и содержится в одной из камер курского СИЗО 44/1. В одной из одиночных камер. Четыре месяца.
Соответствуют ли такие условия содержания Европейской Конвенции по Правам Человека? Для кого-то длительное одиночество в замкнутом помещении может стать фатальным, а значит является пыткой.
Статья 1 Европейской Конвенции так определяет понятие «пытка»:
«...любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое совершило оно или третье лицо или в совершении которого оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия. В это определение не включается боль или страдания, которые возникают лишь в результате законных санкций, неотделимых от этих санкций или вызываются ими случайно...»
Конвенция установила также в отношении пыток так называемую универсальную юрисдикцию. Это означает, что виновные в применении пыток могут уголовно преследоваться властями любого государства, независимо от гражданства виновных и места совершения ими деяния.
Но это Европейская Конвенция и слова на бумаге. Как это регулируется в реальности? Уточню — в нашей, российской реальности?
Это единственный вопрос вне интервью с женой «Короля Преступного Мира Курска» Ириной Волобуевой. И его «МК Черноземье» задал одному из создателей Российской Конституции, члену СПЧ при президенте РФ, Илье Шаблинскому. А также журналисту «Московского Комсомольца» Еве Меркачевой, члену ОНК РФ, в функции которой входит контроль соблюдения прав человека в местах принудительного содержания.
Ответ профессора Шаблинского мы сможем транслировать читателям «МК Черноземье» уже после того, как этот номер будет отпечатан и поступит в продажу. Разговор с Евой Меркачевой приводим сейчас.
— Ева, как член ОНК РФ, прокомментируй, пожалуйста, следующее: без нескольких дней четыре месяца арестованный подследственный содержится в одиночной камере следственного изолятора. Насколько это соответствует нормам прав человека в местах принудительного содержания?
— За нарушения правил содержания арестованный может оказаться в одиночной камере, шизо или пкт. Как правило, срок такого наказания составляет 15 суток. Далее часто бывает, что человек сразу «совершает» новое нарушение и получает еще 15 суток.
Возможно также помещение подследственного в одиночную камеру в целях безопасности и по его заявлению.
— То есть?
— Человек сам может попросить изолировать его. Если есть угроза его жизни...
— А без просьбы? И без согласия...
— О ком идет речь? Какие основания были?
— Волобуев Дмитрий. Арестован 7 марта 2017 года. СК позиционирует его как криминального авторитета. Волобуй.
— О! тогда это обычное дело.
— В смысле?
— Следователи обоснуют целями безопасности. К авторитетам всегда особое отношение. Нельзя допустить, чтобы авторитет поднял всех на массовый протест или чтобы не угрожал.
— Волобуев дистанцируется от любых криминальных сообществ. Ему вменяют организацию убийства именно криминального авторитета, поджог, вымогательство и, по нашим сведениям, создание организованного преступного сообщества.
— Может быть, тогда это для его защиты? Хотя... С этим, конечно, надо разбираться досконально. И в первую очередь — немедленно предпринимать меры его защите, адвокатам. Но держи меня в курсе, хорошо?
— Да, спасибо.
Прежде чем предоставить возможность высказаться нашей сегодняшней гостье, редакция считает необходимым дать краткие пояснения того, почему эта публикация вообще появилась.
Для тех, кто решил, что этой статьей мы будем оправдывать и защищать Дмитрия Волобуева — это не так. У этого гражданина РФ есть адвокаты, наверняка хорошие, очевидно профессиональные. И защита интересов господина Волобуева — их дело.
Считающим, что публикация носит коммерческий характер, и «МК Черноземье» по просьбе экзальтированной супруги арестанта будет расписывать то, каким белым, пушистым и безгрешным был на свободе господин Волобуев, тоже мимо.
Во-первых, собранная женщина в строгом деловом костюме, появившаяся вечером на пороге редакции, мало напоминала экзальтированную дамочку в истерике. А во-вторых, мы не считаем, что Волобуев идеально безгрешен и абсолютно чист перед законом.
Каждый человек, пока он не поражен в правах, пока судом не установлена его вина, имеет право на человеческое к нему отношение. Право иметь точку зрения. Право слова. Общения. 111 дней в одиночестве — это много. Это жестоко. И совершенно непонятно, чем мотивировано. Если Волобуев виноват в инкриминируемых ему преступлениях, он должен предстать перед судом и ответить за совершенное. Но до этого момента он же должен дожить? И быть в здравом уме и трезвой памяти. Это причина первая.
Когда на пороге редакции появляется человек и просит о помощи, мы не спрашиваем его, является ли он жертвой насилия и насколько при этом состоятелен или насколько влиятелен насильник.
Если это представительница отнюдь не высшего слоя общества, которую похитили и сделали рабыней, а на родине признали мертвой, обвинив в ее убийстве бывшего мужа, мы не выясняем, будет ли она благодарна журналистам и в какой форме.
Если на беспомощную старушку, ветерана войны подают в суд за не совершенное ею деяние молодые девушки, юридически правые, но по-человечески поступающие скотски, «МК Черноземье» не молчит, а называет вещи своими именами.
И если пришедшая вечером в офис редакции женщина просит о возможности сказать слово о человеке, которого рисуют в воображении обывателя всесильным главарем мафии, беспринципным убийцей и подонком, причастным чуть ли не к каждому преступлению в городе Курске и Курской области Российской Федерации, но ей известного лишь своими любовью и заботой, мы даем ей, почти уверенной в отказе, право слова.
«Московский Комсомолец Черноземье»: Ирина, вы уверены в том, что действительно хотите говорить на страницах нашей газеты о своем муже? В том, что не повредите ему этим?
Ирина Волобуева: Скажите, а как иначе остановить этот снежный ком абсурдных рассказов и обвинений в его адрес? Как дать понять людям, что Дима не чудовище с клыками и рогами, и кровью, стекающей по рукам? Ведь, чуть ли не ежедневно появляется какая-то новая тема, какое-то новое заявление. И каждый день уже более трех месяцев мой муж, находящийся в тюрьме, как это не абсурдно звучит, продолжает совершать преступления в прошлом, одно другого эпичнее. Поймите же, люди, он не монстр, он простой человек.
МК: Нууу... Так уж и простой. Ситуация, которая сложилась в Курске сейчас, когда СК регулярно сообщает о «новых старых» преступлениях, его роли в них и «высокопоставленных сообщниках», сама по себе непроста. И вы в ней — не просто Ирина Волобуева. Вы супруга этакого «короля преступного мира Курска», организатора и вдохновителя Коза Ностры. Палача, который чуть ли не лично исполняет смертные приговоры неугодным. Как вам с ним жилось-то, с таким?
И.В.: Да поймите же, эта картинка на самом деле не соответствует действительности ни на грамм! Дима — совсем другой человек. Мы с ним вместе неразлучно 25 лет. Со школьной скамьи, с 15 лет. У нас трое детей. Старшему 18 только исполнилось, двойняшкам по восемь... Если бы вы знали, как мальчишки переживают за отца и скучают по нему...
МК: Понятно же, что для вас он — другой. Дима, как вы его называете. Добрый, чуткий и любящий. Но знаете ли вы, каким его видят другие? Не Диму. А Волобуя. Откуда уверенность в том, что он не может быть вервольфом этаким? Оборотнем? Мало что ли примеров подобных...
И.В.: Знаете, эти бредни... Они, как проклятие какое-то... Когда люди, не знакомые лично с мужем, впервые встречаются с ним, тогда только понимают, что слухи о нем и он сам — полюса. Даже спрашивают иногда: «Это что, правда, он?». Смущаются. Его представляют в Курске монстром, потому что фамилия Волобуев, даже не фамилия наша, а сокращение ее упоминается во всех сферах: экономика, ЖКХ. Если конкурсы, то выигрывают «конторы» Волобуева, связи со строительством — мифические компании Волобуева строят все.
МК: Кстати, раз уж «строите» столько... А сколько у вас домов? И где?
И.В.: В смысле? У нас дом есть, да. Здесь, в Курске. Но живем мы четвертый год уже на съемной квартире.
МК: Да ладно!
И.В.: Можете не верить, но это так. Потому что не можем никак достроить дом. Собирались к первому классу младших детей, но не сложилось.
МК: А как же задержание, которое, как рассказывали, происходило в особняке Волобуя?
И.В.: Если несложно, не называйте его так при мне.
МК: Извините.
И.В.: В съемной нашей квартире Диму и задержали. В семь утра раздался звонок в дверь. Я сплю чутко, сразу подошла, спросила: «Кто там?». Слышу: «Откройте, полиция». Открыла. А там куча людей в форме, двое с бензопилами… Думали, штурмовать придется, стальные бронированные двери вскрывать. И тогда же Диме сразу предъявили обвинение. Как гром. 105 статья. Убийство. Речь шла об убийстве Делюкина.
МК: Только убийство? В смысле — только одно убийство? А как же ряд других преступлений? Организация мафии, коррупция, вымогательство?
И.В.: Я никого не знаю из тех, о ком сейчас ходят слухи, кто пишет сейчас заявления и с кем у мужа могли быть неприятности. Даже про Делюкина, с которого все начиналось, тоже не могу ничего рассказать. Знаете, настолько плотный поток обвинений идет все эти три месяца. И то, что я сейчас скажу, даже для меня уже звучит странно: Дима не был знаком с ним, не общался и дел никаких не вел.
МК: Почему тогда Робот, ну то есть киллер Сибилев, говорит о вашем муже, как о заказчике убийства Дили?
И.В.: Мне кажется... В общем, видимо, он — не очень здоровый человек. Ну или стал таким. Я не могу представить общение мужа с этим... Роботом, как вы сказали. Дима читать любит, историей увлекается, в политике разбирается хорошо, у него два высших образования. Не думаю, что этому... голему могут быть интересны подобные темы. Мой муж не был и не является криминальным авторитетом, каким его представляют в городе.
МК: Татуировок много у него?
И.В.: Есть, да. Две татуировки.
МК: На каких пальцах?
И.В.: Смеетесь? Змея на груди и волк на плече.
МК: Вам известно, в каких условиях в СИЗО он сейчас находится?
И.В.: Да. Известно. Простите... Он сидит в одиночной и очень холодной камере. Он до сих пор спит одетый. В марте спал вообще в ботинках и куртке. Там сырость постоянная. Он под видеонаблюдением круглосуточно. И один. И на прогулку выводят одного. Он на особом контроле, режиме. Я не знаю, что это такое. Но врагу не пожелала бы.
МК: Вы с ним виделись? Разговаривали?
И.В.: Да. Я хожу два раза в месяц к нему на свидание. Мы общаемся. Хотя общением вряд ли это назвать можно. Все, о чем он говорит, о чем думает, можно увязать в одну мысль: «Что это за невероятный бред? Что происходит?! Как это вообще может быть?!» Он не может больше ни о чем говорить. И я прихожу на свидание, но сказать ничего не могу. С 7 марта его держат в одиночной камере. Это же пытка для человека. Поэтому, видя меня, единственную живую душу, он говорит, говорит, говорит. Возмущается. Говорит, все, что в городе произошло, пытаются на него повесить. Уже семь статей. Но надежда всегда умирает последней. Хотя срок неизбежен, судя по всему... А ему 40 в этом году будет... Слухи ходят о том, что 16 лет минимум дадут. Подожду…
МК: Вашему мужу вменяют очень серьезные статьи. Убийство, организация преступного сообщества. Арест зама мэра Курска Николая Зайцева одновременно с сыном Владимиром Управление СК сразу же связало с его фигурой. Он еще не осужден, но уже вне общества. В прошлом времени многие упоминают. Сколько людей отвернулось от вас, слыша истории о кровавом монстре Волобуе?
И.В.: Отвернулись. Или ждут. Или стыдятся в глаза смотреть при встрече. Но таких немного. Из тех, с кем я общаюсь, все поддерживают. Ну и, конечно, мои мальчики со мной, лучшую поддержку представить сложно. У старшего сына вчера выпускной был. Дима поздравил его — прислал электронное письмо.
МК: Ирина, я сейчас задам вопрос... Жесткий. Жестокий даже.
И.В.: Я готова к любым вопросам.
МК: Зачем ты пришла в редакцию сегодня? Ты веришь в существование презумпции невиновности? В отсутствие обвинительного уклона у правосудия, наличие которого сами судьи констатируют? Твоему мужу, его адвокатам придется доказывать, что он невиновен. Если он невиновен... Но... никто не сомневается в том, что Волобуев сядет. Судачат не только о 16-летнем сроке, но и о, прости, пожизненном. А ты веришь в справедливость? Чего ты хочешь от нас? От газеты? Мы не волшебники, и, по-моему, ты пришла сегодня зря.
И.В.: Да, я знаю все и понимаю все. Я мало верю в справедливость и еще меньше в честность многих людей, вершащих судьбы. Но без надежды же нельзя? Без попытки спасти любимого человека. Опустить руки и забыть о родном живом и таком нужном человеке? Тот, кто считает подобное за норму, сам монстр. А пришла зачем... Знаешь, надоело слышать весь этот бред. Хочу, чтобы о нем узнали правду. Он не монстр и не мафиози. Он обычный человек. Общительный и веселый, компанейский. Он не похож на человека, которого все боятся и обсуждают. И я люблю его. Все 25 лет. И мальчишкой. И когда его взрывали. И расстреливали в ресторане когда. Я знаю этого человека как никто. Много лет, с детства. И, наверное, только мне известна настоящая причина всего, что происходило нехорошего, и того, что произошло с нами сейчас.
МК: И ты готова назвать ее?!
И.В.: Да, готова. Дима всегда имел свое мнение и всегда был готов его высказать, не стесняясь никого. И отстоять. Знаете, это мало кому нравится.
МК: С бизнесом справляетесь? Появление падальщиков когда прогнозируете?
И.В.: Вы о чем?
МК: О логике происходящего. Бизнес еще не пытаются отобрать?
И.В.: А, об этом. Нет, все функционирует. Полуфинал «Мисс Шанталь» вот провели вчера. Хотя после задержания Димы обыск и в ресторане был. Бойцы СОБР, маски, оружие. Пришли, а там одни девочки-официантки и управляющая. Смеялись потом и девчонки, и бойцы эти: они-то бандитов, вооруженных громил искали. А не сложилось. Не было никаких автоматчиков. Сами потихоньку справляемся. И справимся.